очень нудно 
26 
— Вот именно! Моя юная леди как раз сидела за своим туалетным столиком и готовилась к вечеру. Должна сказать, что платье на ней было очень уж открытое и была она необыкновенно хороша и соблазнительна. Муж ее к тому времени уже выпил. И ясное дело, загорелся. Выставил меня вон, так что я уже ничего не могла видеть, но зато то, что слышала, было ужасно. Сэр Эрик очень скоро вышел из спальни, лицо его было красным, прямо-таки багровым, и он все старался расстегнуть воротничок, чтобы не задохнуться. Что же до моей невинной голубки, то она плакала, сидя на кровати, почти голышом: от платья остались одни лохмотья… Вскоре сэр Эрик вернулся, чтобы попросить прощения, но она ему не открыла.
Все, что услышал Альдо, без сомнения, было правдой.
То, что ему было известно об отношениях Фэррэлса с Анелькой, и в особенности то, что произошло между ними в день подписания свадебного контракта, подтверждало правдивость рассказа Ванды. Он очень ярко представил себе сцену в спальне, продолжение которой разыгралось в рабочем кабинете сэра Эрика в присутствии леди Дэнверс: сэр Эрик пожаловался на головную боль, и Анелька с подчеркнутой холодностью предложила ему лекарство, которое сама принимала в подобных случаях…
— Она сама пошла за аспирином или послала за ним кого-нибудь? — спросил Альдо.
— Она послала ко мне Ладислава, и я дала ему нужный порошок.
— Но тогда, черт подери, почему ее арестовали? Какое право имел Сэттон обвинять ее? Порошок до нее прошел через две пары рук! Полагаю, что, когда к вам пришли за порошком, вы, недолго думая, взяли из коробки первый попавшийся.
— Конечно! Так я и сказала господину из полиции. Но этот Сэттон отвел господина полицейского в сторону и что-то там нашептал ему. Я уже не слышала, о чем они там говорили.
Все, что я знаю, это то, что моя невинная девочка оказалась в тюрьме.
— Хорошо, что вы мне об этом напомнили, — в голосе Морозини угадывался легкий сарказм. — И мне кажется, сейчас как нельзя более кстати будет, если вы все же объясните, почему так радуетесь тому, что Ладислав ударился в бега, бросив вашу голубку в сырой камере на соломенной подстилке.
— Он ее не бросил! В этом вы можете быть уверены! Он ее любит, любит по-настоящему!
— Да неужели? — воскликнул Морозини, раздраженный тем воодушевлением, с которым говорила об этой любви Ванда. — А вам не кажется, что было бы куда проще не удирать, а взять на себя ответственность за случившееся и всеми возможными способами вырвать Анельку из рук полиции?
— Нет. Тогда их обоих посадили бы в тюрьму. До тех пор, пока Ладислав на свободе, у моей хозяйки остается надежда на спасение. Я уверена, что у него здесь множество друзей. Они сумеет сделать так, чтобы ее освободили, или в крайнем случае устроят ей побег, и тогда они могли бы вернуться в Польшу и жить в любви и согласии на своей родине, которую им никогда и не следовало покидать.
Морозини замолчал. От реальности они перешли к фантазиям, и он понял, что не в силах отвлечь славную, но недалекую женщину от ее мечтаний. Одно было очевидным: между версиями служанки и ее хозяйки лежала огромная пропасть.
— А вы случайно не знаете, где можно отыскать этого Ладислава? — спросил внезапно Морозини.
Ванда, воспарившая в мечтах в заоблачные выси, сурово посмотрела на Морозини, так грубо вернувшего ее на землю.
— А почему вы меня об этом спрашиваете? Уж не хотите ли вы навести на него полицию?
— У меня и в мыслях этого не было, — ответил Альдо, хотя он уже обмолвился о Ладиславе в разговоре с Уорреном. — Мне хотелось бы знать это для самого себя. На тот случай, если он вдруг забудет о своей великой любви к Анельке и займется спасением собственной шкуры, предоставив британскому правосудию решать судьбу вашей юной госпожи.
— Если бы вы знали его поближе, вы бы не говорили таких ужасов! Это самое благородное в мире сердце! Как истинный рыцарь, он посвятил свою жизнь освобождению своей родины, ее подлинному освобождению, избавлению польского народа от нищеты, которая так его угнетает! Поверьте мне, он сделает все необходимое и успеет вовремя. Нужно только немного потерпеть…
Морозини посмотрел на Ванду с нескрываемым удивлением. Нужно было быть предельно наивной, чтобы поверить в чистоту намерений того, кто, по рассказу Анельки, был настоящим шантажистом. Князь никак не мог разделить уверенности Ванды.
Оставшийся путь они проделали в молчании, только Ванда всю дорогу шепотом молилась. Увидев впереди особняк Фэррэлсов, Альдо сказал:
26 
