17 
– Мы можем взять слугу, чтобы вас перенести, где надо.
– «Только этой «хлопотни» нам еще не хватало!» – сказала бы Роза. И по-настоящему мы не будем свободны. Лучше остаться дома. Мы могли бы пообедать в саду, а потом повозиться с головоломкой.
– Слава Богу! – сказала, облегченно вздохнув и рассмеявшись, Фройлейн. – Вы стали благоразумны! Мне кажется, что вы изменились и стали по-настоящему взрослой!
– Это моя самая заветная мечта, – вздохнула Мелани. – Однако я не уверена, что моя мать разрешит мне ею стать.
– В один прекрасный день ей придется смириться с этим…
– Вы так думаете? Пожалуйста, попросите Полена подняться к нам!
Мажордом появился через несколько минут в своей утренней ливрее: жилете в черную и желтую полоску и черных брюках. Он держался очень прямо и напускал на себя обиженное выражение всякий раз, когда ему приходилось контактировать с Фройлейн, которой он не мог простить французского поражения в 1870 году и особенно церемонию провозглашения германской империи в галерее Зеркал Версальского дворца. Для этого воина, сражавшегося в Седане, каждый, кто был рожден по ту сторону Рейна, был лишь приспешником Бисмарка, даже несмотря на то, что уже прошло четыре года, как Железный канцлер вознесся к богу Вотану и попал в его воинственную Валгаллу. Мелани, зная это, не упустила случая послать именно Фройлейн попросить мажордома прийти сюда. Поджав губы, он спросил:– Что желает мадемуазель Мелани?
– Хочу узнать, что здесь происходит. Мать мне сказала, что дала указания уложить все вещи и подготовить дом к зиме, чтобы, когда она вернется, не теряя времени уехать в Париж…
– Это действительно так.
– То есть вы отдадите сейчас приказ заняться подготовкой дома к зиме, наденете чехлы на мебель и упакуете люстры? А я должна буду жить здесь, ограничившись своей комнатой и скучными прогулками по саду… даже в дождливую погоду?
– Я оставлю для мадемуазель веранду. Плетеная мебель, стоящая на ней, не нуждается в таком уходе, как другая…
– Ну и весело же будет! – раздался громогласный женский голос. – Если мадам будет отсутствовать две недели, бедный ребенок умрет от скуки!
Роза, кухарка, шалью которой укутывалась Мелани во время своей ночной эскапады, величаво вошла с корзиной в руке, подошла к Мелани и, подняв корзину к самому ее носу, показала великолепного омара.
– Посмотрите, моя душенька! Дядюшка Глоаген только что его принес специально для вас!
– Для меня?
– Да! Он видел, как мадам уехала с чемоданами, вскочил в свою двуколку и отправился за омарами, чтобы вас угостить хорошим обедом. Как вам его приготовить?
– Под майонезом, но чтоб он не был очень холодным, – решила Мелани, глаза которой заблестели, так как она любила поесть. – Спасибо, Роза, и если вы вновь увидите дядюшку Глоагена, передайте ему, что я была бы рада, если бы он меня навестил!
Но было предписано свыше, что у Полена будут сложности с чехлами, а Мелани будет есть своего омара в компании не только одной Фройлейн. Обе девушки читали под стук «сборов к отъезду», как вдруг около двенадцати прибежал очень взволнованный молодой Конан – сын садовника и изготовитель, если понадобится, тайных ключей и, не соблюдая никаких форм вежливости, выпалил одним духом:
– «Аскья»! Она в бухте!
– Яхта моего деда? Ты бредишь, Конан?
– Я, может быть, не так разбираюсь во всем, как вы, но что касается кораблей, я никогда не ошибаюсь! А потом, его яхту с черным корпусом и красными парусами я не спутаю ни с какой другой ни в туман, ни в безлунную ночь! Говорю вам, это она!
Мелани и Фройлейн, ошеломленные, посмотрели друг на друга. В это время года «дорогой дедушка» плавал еще где-то у берегов Исландии или занимался каботажем в норвежских фиордах: он никогда не возвращался в Париж раньше октября.
– Помогите мне оба дойти до террасы гостиной! – потребовала Мелани. – Мне нужно все это видеть своими глазами!
Она летела, как по воздуху, поддерживаемая с двух сторон, и вскоре оказалась около каменной балюстрады, облокотившись на которую смогла удостовериться, что Конану не померещилось. Ни у одного судна не было такого заостренного носа, ни парусов неправильной квадратной формы красного цвета, которые матросы заканчивали убирать. Будучи страстным любителем морских просторов, Тимоти Депре-Мартель – «дорогой дедушка» – построил его восемь лет назад в Америке, на судостроительной верфи в штате Мэн. Это было сразу после смерти «дорогой мамочки», и с тех пор, если он не сидел за рабочим столом или не был на бирже, то стоял за штурвалом «Аскьи». На паруснике было тринадцать человек экипажа, он был четырнадцатым, и никогдани один член его семьи не был приглашен на ее борт. Шхуна была его страстью, в какой-то степени его партнершей в танце, и он не хотел ее делить ни с кем. Когда он отправлялся в плавание или возвращался в Сен-Серван, он никогда не доходил на ней до виллы «Морган», хотя она была почти пустой в это время, а останавливался в «Отель де Франс», к которому привык и где был завсегдатаем. Мелани это знала и подумала, что, в сущности, Конан был неправ, если думал, что принес сенсационную новость, ибо «дорогой дедушка» не появится сегодня здесь.
17 
