127 
– Мы окажемся там! – поправил его молодой человек. – Нам с братом поручено позаботиться об аббате де Фирмоне. Если... дело доведут до конца, мы должны отвезти его к господину де Малербу, который живет на Университетской улице. Людям из Тампля известен адрес аббата, и он не может вернуться к себе на улицу Бак... Возможно, мисс Адамс могла бы взять фиакр и вернуться в Шаронну? Если будет сражение или... другое зрелище, это все не для глаз дамы.
– К чему лишние слова, я все равно пойду с вами, – запротестовала Лаура. – Вы оба можете не обращать на меня внимания. Я просто буду следовать за вами.
Они отправились в путь, но очень скоро стало очевидно, что дойти до места им не удастся. Около Пале-Руаяль все улицы были перекрыты и охранялись. Живший там герцог Орлеанский, приложивший руку к убийству своего брата, вероятно, опасался за свою жизнь и за жизнь своих близких, а также за свое имущество. Сейчас народ безмолвствовал, но трудно было предсказать, как люди поведут себя потом. Тогда де Бац, Шарль де Лезардьер и Лаура дошли до улицы Кольбер, чтобы потом спуститься к улице Пти-Шан.
Добравшись до улицы Гайон, они выяснили, что дальше пути нет. Все соседние улицы были перекрыты, потому что кортеж должен был проследовать через Вандомскую площадь. В оглушающей тишине они снова услышали грохот орудийных колес, монотонный бой барабанов и цокот копыт. Траурный кортеж медленно, неторопливо полз вперед, неумолимый, как сама судьба...
– Если я вас пропущу, – сказал им молодой солдат, стоявший в карауле, – вас арестуют в конце улицы, а меня расстреляют. Никто не может выйти на Вандомскую площадь.
В пареньке не было ни высокомерия, ни наглости. Он говорил здраво и рассудительно, понимая всю тщетность усилий де Баца. Де Бац кивнул в ответ и отошел в сторону – к дому, который был, вероятно, пуст. Грохот барабанов начал удаляться, и Жан мысленно следил за зеленой каретой, ставшей недосягаемой. Вандомская площадь... Улица Сент-Оноре... Тюильри... А вот и площадь, запруженная народом. Де Бац хорошо все это представлял.
– А где поставили эшафот? – неожиданно спросил он молодого солдата. – Перед мебельным складом, как для воров?
– Нет, – ему ответил пожилой солдат, с любопытством рассматривавший барона. – Эшафот возвели между въездом на Елисейские Поля и цоколем, на котором стояла конная статуя его деда Людовика XV...
– Вот оно что!
Раздался странный звук, напоминавший громкий вздох сотен людей. Потом все смолкло.
– Дюмурье! – прошептал де Бац. – Что делает Дюмурье?
– Генерал? – Старик услышал его. – Он вчера уехал.
– Уехал?!
Еще один предатель! Еще один трус, не способный сразиться с крикунами, чьи окровавленные когти вонзились во французское королевство! Надежды больше не осталось... Король погибнет!
Вдалеке, в тумане, который начал немного рассеиваться, снова забили барабаны, но ритм ударов стал другим... В нем появилось что-то яростное, безумное... Потом выстрелила пушка. Один раз... Другой... Третий... Старый солдат снял треуголку, товарищи последовали его примеру.
– Все кончено, – сказал он, и голос его дрогнул, а по щеке скатилась слеза.
Сраженный де Бац рухнул на колени. Он не плакал, но его бледное как мел лицо застыло, словно маска скорби. Лезардьер и Лаура опустились на колени позади него.
– Вы что, собрались молиться прямо на улице? – запаниковал третий солдат, до этой минуты не произнесший ни единого слова. – И ты, Осбер, надевай-ка треуголку! Я-то могу понять, что старому солдату тяжело, но если кто увидит...
Покачав головой, пожилой солдат надел шляпу, но де Бац и его спутники продолжали молиться. Произнесенные глубоким бархатным голосом барона слова поминальной молитвы «De рrofundis» обретали удивительный резонанс. Он закончил, оглядел ошеломленных солдат и громко крикнул:
– Мессиры! Король умер! Да здравствует король! Да здравствует Людовик XVII!
Было чуть больше половины одиннадцатого. А в башне Тампля три женщины в глубоком трауре – королева, принцесса и Мадам Елизавета – преклонили колени перед восьмилетним мальчиком, как они сделали бы это в Версале. Он стал тридцать восьмым королем Франции. Малыш, который, как только миновала торжественная минута, бросился к ним, чтобы оплакать своего отца, как это сделал бы любой ребенок.
Де Бац, Лаура и де Лезардьер отправились снова к Пале-Руаялю. Шарль предложил отправиться к господину де Малербу, чтобы убедиться, что аббат де Фирмон там.
127 
