126 
— Сегодня с приливом я возвращаюсь в Англию. Мне здесь больше нечего делать.
— Почему? Зачем так быстро отказываться?
Я думал, эти бумаги вам очень нужны!
— Они нужны мне и сейчас. Но чем большее расстояние будет нас разделять, тем лучше. Бумаги в руках мосье, значит, никакая сила в мире не сможет мне их вернуть. До свидания, господин шевалье, полагаю, на этой земле мы больше никогда не увидимся. В любом случае, я не вернусь во Францию.
— А я? — вставил испуганный Морван. — Что вы сделаете со мной? Я могу уйти?
— Можешь! — ответил ему Жиль. — Но куда ты пойдешь? Снова воровать и нищенствовать?
Молодой Сен-Мелэн пожал плечами, затем, подняв руку, показал дыры на своей одежде.
— А что мне делать? У меня нет выбора, если выйдешь на эту дорогу, надо идти до конца.
— Даже если в конце дороги тебя ждет виселица? Один Сен-Мелэн уже повешен как бродяга, ты хочешь быть вторым? Почему бы тебе не вернуться во Френ? Это твой дом, теперь только твой, ведь Тюдаль мертв…
— А что я там буду делать? Подыхать с голода между облезлых стен и под крышей, похожей на решето? Я предпочитаю веревку…
Жиль пожал плечами.
— Приходи завтра в «Королевскую шпагу» и спроси меня. Я дам тебе денег, чтобы ты смог жить… прилично. Во всяком случае, постарайся.
Даешь мне слово?
Собеседник скорчил гримасу, которая была похожа и на улыбку, и на горькую усмешку. В глазах у Морвана дрожали слезы.
— Мое слово? У вас есть мужество в него верить?
— Почему бы нет? Ты-то сам в него хочешь верить?
Морван не ответил и, тяжело волоча ноги, направился к двери. На пороге он обернулся и с веселой улыбкой сказал:
— Я попытаюсь! Даю вам слово! До свидания, шурин!
И исчез.
Через несколько минут после его ухода Жиль тоже покинул дом у крепостной стены и направился в «Королевскую шпагу». Давно у него не было такого мрачного настроения.
Внезапно его охватило сильное желание пойти к Анне Готье и, глядя в нежное лицо Мадалены, разобраться в том, что он услышал сегодня. Но он пересилил себя, теперь Мадалена должна стать для него только дочерью Анны, дочерью той, кто управляет его хозяйством от имени хозяйки, то есть Жюдит.
И так как теперь не оставалось никаких сомнений, что до конца своей жизни он связан с Жюдит де Сен-Мелэн, то, вернувшись в гостиницу, Турнемин велел принести себе бутылку рома и напился с горя.
ДРУГАЯ ДОРОГА
Анна де Бальби встала с дивана, на котором до этого полулежала, и подошла к окну. Ее темно-синее велюровое платье с горностаевой опушкой бесшумно скользило по ковру, а бледное лицо казалось отражением морозных цветов, распустившихся на стекле. Она молча смотрела на запорошенный снегом сад, а ее длинные тонкие пальцы машинально ощипывали увядшие цветы, склонившие головки в цветочной подставке севрского фарфора.
— Итак, — прервала она затянувшуюся паузу, — все решено? Ты уезжаешь?
Стоявший возле камина Жиль не спускал с нее глаз и не скрывал неожиданного волнения. Он с удивлением обнаружил, что прощальный визит вежливости потерял свою светскую условность, а эта женщина, так долго им презираемая, но желанная, нашла дорогу к его сердцу и заняла там значительно большее место, чем он предполагал.
— У меня есть поручение, которое я должен выполнить, — ответил Жиль. — И потом, у меня нет другого выбора.
— Из-за нее?
— И из-за нее тоже. Ведь несмотря ни на что она остается моей женой, и долг повелевает мне вырвать ее из той недостойной жизни, которую она сейчас ведет. Я хочу увезти ее, чтобы никто никогда не узнал, что госпожа де Турнемин и пресловутая Королева Ночи одно лицо. Но зачем я тебе все это пересказываю? Ты давно знаешь…
— Да… но я думала… я надеялась… Зачем уезжать так далеко? Почему Америка? Ты же хотел приобрести бретонские земли?
— Да, но, к сожалению, сейчас это невозможно. Быть может, потом…
— Останься, по крайней мере, во Франции. У нас немало поместий, запущенных и заброшенных, где земля и крестьяне требуют хозяйского присмотра. Мы могли хотя бы изредка видеться… А теперь…
Она не смотрела на Жиля, но он чувствовал, как дрожит ее голос от невыплаканных слез. Медленно он подошел к Анне, обнял ее мягкие, дрожащие плечи.
— Анна! — сказал он нежно. — Не плачь, я не хочу, чтобы ты плакала, чтобы тебе было больно.
Я пришел сказать не прощай, а до свидания. Мы встретимся…
— Когда? Через много лет? Когда я стану старой и безобразной? Когда ты меня больше не захочешь?
126 
