СЕРДЦЕ КОРОЛЯ

Уснуть Жилю так и не удалось. В карете было жарко и душно, и Турнемин, шутя переносивший все невзгоды, свалившиеся на него, задыхался, с нетерпением ожидая окончания путешествия. Прошло чуть больше часа, наконец карета остановилась. Одного взгляда было достаточно, чтобы Жиль понял, куда привезли его. Это был Версаль. Знакомые башенные часы церкви Нотр-Дам и собора Святого Людовика слева и справа пробили два часа. Кто же вызвал его среди ночи?

Молчаливый офицер, сопровождавший Турнемина, провел его мимо Главного вестибюля, охраняемого швейцарцами, и повернул в Гвардейский зал, куда, как прекрасно было известно Жилю, выходила маленькая лестница, называвшаяся лестницей Короля. Она вела во внутренние кабинеты Его Величества, а еще выше — в Малые апартаменты. К своему огромному удивлению, ни в Гвардейском зале, ни на лестнице Короля Жиль не встретил никакой охраны. Никого…

Только на площадке, куда выходили двери трех кабинетов — Географического, Планов и Артиллерии, — они наконец увидели человека в форме швейцарцев. С радостью узнал в нем Жиль барона Ульриха-Августа фон Винклерида зу Винклерида, своего лучшего друга…

Восторг озарил лицо швейцарца, но, верный приказу, он ни слова не сказал Турнемину, лишь подошел к двери Географического кабинета и постучал. Тотчас же дверь отворилась и появился Тьери, доверенный лакей короля.

— Его Величество просит вас, сударь, вернуться к карете и в ней ждать его дальнейших распоряжений, — сказал Тьери жандармскому офицеру.

Офицер удалился, а заключенного Тьери ввел в кабинет Географии. Что ожидало его там? Оглянувшись, Жиль увидел улыбающееся лицо Винклерида… Улыбка друга подбодрила его. Турнемин быстро подошел к столу, занимавшему всю середину кабинета, и низко поклонился. Двери за ним закрылись…

Король работал, склонившись над столом, на котором в беспорядке лежали карты, компасы, линейки, угольники и масса других вещей. Шелковый халат, наброшенный на кружевную ночную сорочку, слегка растрепанный парик — все говорило с том, что Людовик XVI еще не ложился.

Вооруженный карандашом и линейкой, он исправлял морскую карту с таким видом, будто для короля Франции нет ничего естественней, чем встать среди ночи, чтобы предаться любимой науке.

Усталый вид, горькие складки, что залегли в углах всегда охотно улыбающегося рта, серые тени, появившиеся под глазами, отросшая за ночь борода указывали на то, что это не первая бессонная ночь короля. Его явно мучила какая-то тайна.

Свет падал только на стол и руки короля, оставляя в тени его лицо, словно Людовик боялся выдать собеседнику свои переживания. Но глаза шевалье, как глаза кошки, в темноте видели даже лучше, чем днем. В небольшой комнате, при Людовике XV служившей хранилищем королевских париков, было так тихо, что Жиль отчетливо слышал, как скрипит карандаш, скользя вдоль линейки. Молчание длилось так долго, что Турнемин, неподвижный и взволнованный, успел спросить себя, заметил ли король его присутствие.

С видимым огорчением Людовик XVI наконец отложил свою работу, чтобы вернуться к заботам, столь счастливо на время забытым им. Он откинулся на спинку широкого кресла, устало закрыл глаза и несколько минут массировал основание своего большого бурбонского носа. Еще раз вздохнув, он открыл глаза и посмотрел на молодого человека с горькой печалью.

— Я обязан вам, сударь, тяжелым разочарованием, вы не заслужили оказанного вам доверия.

Ваш друг, барон Винклерид, упросил меня выслушать вас. Что вы хотите сказать мне?

— Ничего, сир. Мне нечего сказать, если король уже осудил меня, ведь король не ошибается.

Людовик в гневе стукнул кулаком по столу.

— Что за речь куртизана! Я велел разыскать вас в Бастилии и привезти сюда не для того, чтобы выслушивать подобный вздор. Я желаю наконец услышать, чем вы объясните странное свое поведение!

— Мое поведение? Да будет королю известно, что я никогда даже в мыслях не пренебрегал своим долгом. Жизнь моя принадлежит королю… И я осмелился бы…

— Осмельтесь, сударь. Ведь вы всегда были храбрым малым. В наше время… Только не забывайте о почтении, которое следует нам оказывать.

  9