9 
Худощавый, стройный, очень высокий красивый в фельдмаршальском мундире молодой монарх в одиночестве твердым шагом шел к алтарю, где его ожидал князь архиепископ Венский кардинал Раушер. Появление Елизаветы встретили чем—то на подобие вздоха — она шла между своей матерью и эрцгерцогиней Софией. Никогда еще под сводами старинной часовни не проходила более прекрасная невеста.
В пышном белом платье, расшитом золотом и серебром и украшенном миртом, Елизавета была поразительно красива. Ее шея, руки и великолепные золотисто—каштановые волосы были убраны знаменитыми украшениями из бриллиантов и опалов, принадлежавшими эрцгерцогине Софии и подаренными своей невестке; на груди прикреплен букет белых роз. Наконец, вслед за ней простиралась бесконечная вуаль из дорогих белых кружев. Будущий супруг не сдержал счастливой улыбки, увидев, как невеста приближается к нему… Только она такая бледная и серьезная, какой никто никогда еще ее не видел. Впервые поняв всю тяжесть своего титула, юная, шестнадцатилетняя Елизавета, вероятно, едва—едва осознала, что значит стать императрицей Австрии; волнение ее было так очевидно, что она не удержалась от испуганного движения, когда на улице раздался залп ружей, а вслед за ним пушечная канонада — в этот момент Франц Иосиф твердой рукой надевал на ее дрожащий пальчик золотое кольцо.
Тепло его ловкой руки вернуло ей храбрость, и, подняв полные слез глаза на нежное лицо мужа, она ухватилась за эту руку, и ей удалось улыбнуться. Но все остальные этапы этой бесконечной церемонии прошли для нее как во сне. Она желала лишь одного: пусть все это поскорее кончится, и она окажется наедине и в покое с этим коронованным мужчиной, которого любит всем сердцем…
Увы, праздникам суждено продлиться несколько дней — начиная с дня, следующего за церковной церемонией, Сисси пришлось столкнуться с невыносимым императорским этикетом. А этот этикет предусматривал: семья каждое утро собирается за завтраком, как любая австрийская семья, и не допускается ни малейшего отклонения на тот день, что наступает вслед за первой брачной ночью.
Никто не знает, какова была эта ночь у Елизаветы и Франца Иосифа, но мы вполне понимаем, как тягостно ребенку шестнадцати лет, такому пугливому, как юная императрица, оказаться — поднявшись с кровати, где она стала женщиной, — в присутствии свекрови и других членов семьи за прозаическим столом и кофе с молоком. Тут больше подошли бы «неприличные французские обычаи, предусматривающие завтрак в постели. А еще лучше — отправиться бы сразу после религиозной церемонии в какое—нибудь тихое, безлюдное место, главное — безлюдное!
После досадного завтрака начиналась серия приемов, церемоний, в которых надо участвовать — под непрерывным руководством эрцгерцогини Софии, решившей взять в свои руки императорское воспитание невестки.
Можно многое порассказать об эрцгерцогине Софии, ставшей для истории самим воплощением этикета, суровых вековых традиций, определявших поведение императриц. Она — великолепная свекровь и мало кто взял на себя труд узнать истинное лицо этой баварской принцессы: замуж она вышла неудачно — за человека, оказавшегося совершенно неспособным стать императором; пережила смерть в заточении единственного любимого человека, очаровательного и несчастного принца, носившего титул герцога Рейхштадтского, сына Наполеона I и Марии—Луизы.
Когда Франц ушел из ее жизни, София, не скрывавшая отвращения к семейным похождениям Марии—Луизы, бывшей французской императрицы, жила только для своих сыновей и обеспечила старшему Францу Иосифу, императорскую корону, которую могла бы носить сама.
Сына обожала, и он был воспитан, даже выдрессирован для исполнения этого долга — тяжесть его и связанные с ним лишения София прекрасно понимала. Вот почему, когда настало время выбирать ему жену, она обратила взор на старшую племянницу Елену, обученную, она это прекрасно знала, для того, чтобы взойти на трон.
Однако сердце Франца Иосифа выбрало великолепную, диковатую Елизавету, вовсе не готовую выполнить столь трудную задачу, и тем нарушило все материнские планы. София, естественно, уступила — мать не заставит сына страдать, — но, смирившись с неизбежностью, не отказалась от мысли дать Австрии настоящую монархиню, а сыну — супругу, которая видит свое предназначение только в том, чтобы сделать его счастливым. Одним словом, как ни грубо это звучит, София решила поработать над тем, что ей досталось. Несчастье в том, что она не проявила при этом достаточно дипломатичности и ловкости.
9 
