134 
Людовик нетерпеливо махнул рукой.
— Ваша логика убийственна, господин де ла Рейни. Я сообщил вам, что собираюсь сделать, но если она предпочитает монастырь...
Господин де ла Рейни подумал, что монастырь не защитил мадемуазель де Ленонкур от посягательств ее поклонника, но оставил эти мысли при себе. Ему ничего не оставалось, как довольствоваться предложениями короля. Он поблагодарил Его величество, поклонился и направился к карете, с трудом удерживая наворачивавшиеся на глаза слезы.
Неделю спустя Альбана Делаланда приговорили к смертной казни через лишение головы, избавив его также от допроса с пристрастием, который обычно предшествовал вынесению подобного приговора. Альбан выслушал приговор с полным спокойствием. Он прекрасно знал, что посягнул на недосягаемое и что надеяться ему не на что. Де ла Рейни сообщил Альбану, что попытка похищения не удалась, Шарлотта избежала плена и король пообещал оградить ее в дальнейшем от подобных попыток. С души Альбана свалился камень. Если обожаемая им Шарлотта отныне в безопасности, он согласен был умереть. Смерть его не пугала, он все равно никогда бы не был вместе с любимой... Счастливая встреча ждала их разве что в загробном мире...
— Когда меня казнят? — поинтересовался он у де ла Рейни, который мог навещать его в любое время.
— День еще не назначен.
— Думаю, долго ждать не придется. Но мне бы хотелось... увидеть ее перед тем, как я... уйду.
— Я постараюсь получить разрешение, — пообещал его начальник, всеми силами стараясь сдержать слезы, которые помимо его воли выступали у него на глазах.
***
У Шарлотты не оказалось времени на то, чтобы предаваться горю. Только она получила известие о приговоре и с рыданием приникла к груди мадемуазель Леони, находившейся в таком же отчаянии, как к ним бурей влетела мадам де Монтеспан.
— Одевайтесь! Я увожу вас!
— Куда, господи боже мой?! — взмолилась мадемуазель Леони. — Неужели нам нельзя остаться дома и спокойно поплакать?
— У меня в доме оплакивают только тех, кто уже умер. У нас в запасе последняя карта, и мы должны ее разыграть.
— Какая? — простонала Шарлотта. — Господин де ла Рейни уже сделал все, что было возможно.
— Все, что было возможно для него, но у женщин другие возможности. Наденьте только плащ. В моих покоях вас оденут как подобает.
— Надеюсь, вы не собираетесь везти меня в Версаль? Это последнее место, где я хотела бы сейчас очутиться. Выдержать тяжесть недобрых взглядов, презрение! Нет! У меня нет на это сил!
— Вам и не придется их выносить! Я проведу вас прямо к королю. Вы увидитесь с ним наедине. Ментенонша уехала в свой маркизат и вернется только завтра. Путь свободен, и нужно им воспользоваться. Поспешите! Мы теряем время!
По дороге обе дамы молчали. Над ними будто бы витала тень обреченного: казнь должна была состояться через два или три дня. Обе прекрасно понимали, что сегодняшнее свидание — это самый последний шанс. Шарлотта не столько надеялась, сколько чувствовала гнетущую тяжесть на сердце, а обычно равнодушная к судьбе других маркиза не могла не отдавать себе отчета, насколько рискованную карту и для себя, и для своей юной спутницы она сейчас разыгрывает. Но присущая ей отвага, страсть к игре и неожиданное для нее сострадание к трагической судьбе молодых людей заставляли ее идти до конца. Дорога показалась им бесконечной, хотя лошади мчались резвым галопом, но вот они наконец в Версале. Дамы прошли по черной лестнице в бывшие банные комнаты, ставшие покоями мадам де Монтеспан. На дворцовой башне пробило одиннадцать часов. Мадам де Тианж, поджидавшая их, уже начала беспокоиться. Атенаис осведомилась, что происходит в королевских покоях.
— Церемония отхода ко сну только началась. У нас достаточно времени, чтобы подготовить мадам де Сен-Форжа.
— Особых приготовлений не потребуется, нужно будет только заняться прической.
Шарлотту усадили за туалетный столик, освещенный целым букетом свечей, и она, взглянув на себя в зеркало, не узнала своего отражения. Неужели эта мертвенно-бледная маска — она? Только глаза еще жили на скованном болью лице, а черный бархат платья подчеркивал, что сама она превратилась в белый мрамор. Кроме горя, Шарлотту леденил ужас: никогда еще так остро она не ощущала, как тесно связана ее жизнь с жизнью Альбана. И как хрупки, как уязвимы их жизни... Что она скажет королю? Сможет ли она вообще заговорить в его присутствии?
134 
