34 
По-прежнему лил дождь. И шторы, и постель, и диван, и обои — все отсырело. Кондиционер сошел с ума — стоило его включить, как становилось жутко холодно. А выключишь — комната тут же наполнялась влагой. Делать нечего: я приоткрыл окно и попробовал включить кондиционер, но толку было мало.
Завалившись на кровать, я курил. За работу даже не брался. Пока был здесь, не написал ни строчки. Валяясь на кровати, я читал детективные романы, смотрел телевизор и просто курил. На улице продолжал лить дождь.
Несколько раз я пытался позвонить ей домой из номера, но никто не отвечал. Лишь непрерывно шел сигнал вызова. Наверное, она куда-нибудь уехала. А может, просто решила ни за что не подходить к телефону. Стоило мне положить трубку, как вокруг все затихало. Из-за четырехметровых потолков тишина ощущалась как столб атмосферного давления.
Во второй половине того же дня я опять встретился с той девушкой — на этот раз в библиотеке.
Библиотека располагалась на первом этаже в глубине вестибюля. Нужно было пройти по длинному коридору, подняться на несколько ступенек и перейти в маленькое здание европейского типа. Странная постройка: с левой стороны напоминала половину восьмигранника, а с правой — половину правильного прямоугольника. И если раньше имевшиеся в изобилии гости, располагавшие временем, частенько жаловали эту часть гостиницы, то сейчас посетителей не было. Библиотека внушительная, но почти все тома — остатки прошлой эпохи. Брать в руки и рассматривать эти реликты придет в голову разве что истинным ценителям. Со стороны прямоугольной половины тянулись в ряд книжные стеллажи, а со стороны восьмигранника — диванный гарнитур со столиком. На столе располагался неведомый мне одинокий цветок. В комнате — ни пылинки.
Потратив около получаса, я нашел на заплесневелой полке приключенческий роман Генри Райдера Хаггарда, который читал еще в детстве. Старое английское издание в твердом переплете, на форзаце — английское имя: видимо, человека, подарившего эту книгу. Внутри в некоторых местах встречались иллюстрации. Причем они значительно отличались от тех, что я видел раньше.
Взяв книгу, я присел на подоконник, закурил и полистал. К счастью, я по большей части забыл, о чем роман, и теперь мог день-два бороться со скукой.
Минут через двадцать-тридцать в библиотеку вошла она. Тоже, видимо, ожидала, что внутри никого не окажется, и немного удивилась, увидев меня на подоконнике. Я на мгновенье смутился, но затем выдохнул и слегка поклонился. Она тоже склонила голову. На ней была та же одежда, что и утром.
Пока она искала книгу, я молча читал. Как и утром, она переходила от полки к полке, приятно цокая каблуками. Хоть ее не было видно за стеллажами, по ритму шагов было понятно, что ничего стоящего она себе не подыскала. Я ухмыльнулся. В этой библиотеке не было ни одной книги, привлекшей бы внимание молодой женщины.
Вскоре она, отчаявшись, отошла с пустыми руками от полки и направилась ко мне. Когда стук каблучков затих рядом со мной, я ощутил аромат приятных дорогих духов.
— Закурить найдется?
Я достал из нагрудного кармана пачку, два-три раза тряхнул, вызволяя сигареты, затем протянул ей. Она вытянула одну, обхватила губами, ожидая огня. С первой затяжкой девушка словно бы успокоилась, медленно выдохнула дым и посмотрела в окно.
По сравнению с первым впечатлением, вблизи она выглядела года на три-четыре старше. Когда очкарик ломает свои очки, почти все женщины выглядят моложе. Я закрыл книгу и потер пальцем глаз. Затем хотел поправить средним пальцем дужку, но заметил, что очков нет. Вот так: стоит человеку лишиться очков, и ему становится неловко. Все-таки насколько наша повседневная жизнь состоит из нагромождения мелких бессмысленных движений.
Иногда она вспоминала о сигарете, а все остальное время молча смотрела в окно. Молчала так долго, что нормальный человек вряд ли сумел бы вынести тяжесть ее молчания. Сначала мне показалось, что девушка хочет заговорить, но подбирает слова. Затем понял, что она этого делать и не собирается. Ничего не попишешь, и я заговорил первым.
— Нашлось что-нибудь интересное?
— Ничего, — ответила она и улыбнулась поджатыми губами. При этом лишь слегка приподнялись уголки рта. — Ничего в них не понимаю. Какого они времени?
— Много старых жанровых романов, да? Начиная с довоенной поры и примерно до середины пятидееятьк.
— И кто их читает?
— Никто. Сейчас, спустя тридцать-сорок лет, есть смысл прочесть лишь одну книгу из ста.
34 
