75

— Мама, я ухожу.

— Хорошо, Джин. Только позвони, если задержишься. Мне надо знать придешь ли ты к ужину. Я хочу сделать ту пиццу, которую ты так любишь.

Я вся в своих мыслях и не слышу, что она говорит.

— Хорошо, спасибо, мама.

Надеваю худи, чтобы уйти, потеряться, забыться. Мне надо разобраться. Я ведь так этого хотела. А теперь? Теперь у меня ничего нет, ничего не осталось от моих грез. А действительно ли это было то, о чем я столько мечтала? Думать совсем не могу. Мне так плохо. Нет ничего хуже, чем оказаться в такой ситуации. Можно было бы порассуждать, если бы речь шла о ком-то другом, но сам никто не думает, что если окажется когда-нибудь в таком положении. И вдруг — хоп! Это случается с тобой, именно с тобой, и тебе в одиночку нужно перенести это несчастье. Блин, Джин, ты должна разобраться со своей гордостью, понять, хочешь ли ты по-прежнему быть с ним, подсчитать все «за» и «против»… Но у меня не получается ничего подсчитать, черт побери! Это просто жесть! По математике всегда была хуже всех. И потом, в любви нет никаких математических правил! Не существует бухгалтеров по чувствам, тем более — коммерсантов. Может, еще и налог на счастье надо платить? Чем бы я платила, если бы такой был на самом деле? Как же я хочу быть с ним! Я у моста Милвио. Останавливаю машину и выхожу. Я помню ту ночь, те поцелуи, нашу скамейку. И потом этот мост… Останавливаюсь у третьего фонаря. Вижу наш замок. И вспоминаю, как он выбросил ключи в Тибр. Это было обещание, Стэп. Неужели так трудно было его сдержать? Я начинаю плакать. Как мне хотелось бы сейчас сломать этот замок! Я тебя ненавижу, Стэп!

Снова сажусь в машину и еду. Просто еду, сама не зная, куда. Немного покатаюсь. Не чувствую времени. Знаю только, что сейчас я иду вдоль моря. В лицо дует ветер, волны рассеивают внимание своими напевами. Как же мне плохо! Я чувствую себя дурой. Поверить на могу, этого просто не может быть. Я скучаю до смерти по этому говнюку, я тоскую по всему, о чем мечтала. Да, я знаю, кто-то скажет: «Джин, это естественно. А чего ты ожидала? Она же его бывшая девушка! Стэп даже уехал в Америку, настолько ему было плохо. И разумеется, он не устоял!». Ах так? Да вы только послушайте, что он говорит… Тогда, значит, ненормальная я, понятно? Мне все равно, и плевать я хотела! Да, вот так. И что дальше? Ты понял или нет? Мучитель ты, вот ты кто… А, я знаю, я все знаю: ты с самого начал предполагал, что все так и случится, правда же? С самого начала нашей истории. Так вот, знаешь, что я тебе скажу, поганец? Мне наплевать на все, абсолютно на все. Потому что я сумасшедшая! Понятно? Да, я сумасшедшая. Я сошла с ума от тебя, это правда, и от всего того, о чем я мечтала. Так вот, я все скажу тебе, если встречу, я брошу тебе это в лицо. И даже лучше. Поскольку ты сам настаивал на этом, я устрою тебе третий дан, и ты запомнишь его на всю жизнь. Ты и представить себе не можешь, как давно я хотела это сделать.

76

Дежурный медбрат сидит перед монитором. Все тот же. Он перестает стучать по клавишам и смотрит на меня. Он меня узнает. И лицо его становится доброжелательным. Он разводит руки в стороны, как бы говоря: «Конечно, конечно, сейчас не приемные часы, но ты можешь заходить».

— Спасибо.

Меня разбирает смех. Но это не по правилам. Я чувствую себя немного виноватым. Мне не нравится менять правила, применяя силу. Но мне надо увидеть маму. Сейчас, когда я ее снова нашел. Молча прохожу по коридору. Из палат до меня доносятся стоны. Вокруг все пахнет чистотой и лавандой. И какой-то едва уловимой фальшью. Мне навстречу с трудом идет мужчина в пижаме с растрепанной бородой и погасшим взглядом. У него подмышкой — «Газетта делло спорт», свернутая в трубочку. Может быть, покупка нового игрока для его любимой команды сможет хоть ненадолго вновь зажечь огонь в его глазах? Как знать. Когда тебя мучает боль, самые простые и банальные вещи приобретают неожиданное значение. Все что угодно может поддержать в тебе жизнь, вызвать интерес и немного развеять. Вот мама. Она отдыхает. Голова утонула в подушке — слишком большой для ее лица. Увидев меня, она улыбается.

  156