очень нудно 
39 
– Нет. Этой зимой я не еду на раскопки, я начал писать книгу. Так что не о чем волноваться: Ланглуа не спустит глаз с мисс Адлер, а в случае перемен, какими бы они ни были, мы вас обязательно известим.
– Но у меня нет таких срочных дел в Нью-Йорке, как и у брата, я вполне могу задержаться в Париже еще на некоторое время. Тем более что я обожаю «Риц». Но объясните мне вот что: я не понимаю, по какой причине жизнь моей бедной полумертвой Хэлен по-прежнему в такой страшной опасности? Кто добивается ее смерти? Ведь после ее разговора с комиссаром Ланглуа никто на нее не нападал. А вот когда я послала ее за покупками и она купила эту несчастную газету, все и произошло! Кстати, так и не определили, какую она купила газету…
– Это мой промах, – посетовал Альдо, – не обратил на нее никакого внимания! Но, судя по эквилибристике со свертками, которой занималась Хэлен, чтобы во что бы то ни стало ее прочитать, в ней было что-то важное. Но что? Прежде чем отправить груду газет Ланглуа, мы их все просмотрели. Думаю, однако, что дневной комплект был не полон…
– Уверен, что Ланглуа его дополнил, – высказал свое мнение Адальбер. – Но скажу откровенно, что был бы очень удивлен, если бы комиссар, отыскав то, что мы безуспешно искали, сообщил бы нам об этом. Как-никак, существует тайна следствия. А пока я бы посоветовал вам, Белмонтам, как можно скорее отправиться к комиссару.
Джон Огастес улыбнулся и хлопнул его по плечу.
– Справедливое замечание! – воскликнул он. – Вы поедете с нами?
– Ни в коем случае! – отказался Адальбер. – Великий следователь терпеть не может нашествий.
– А я воспользуюсь случаем и попрощаюсь с вами, друзья, – сказал Альдо. – Завтра я возвращаюсь в родные пенаты.
– Вы уезжаете? – переспросила Полина.
Что прозвучало в ее голосе? Сожаление? Альдо очень хотелось бы думать, что да.
– Я и так задержался здесь в ущерб множеству своих дел.
– А если вы вдруг понадобитесь?
– Найти меня проще простого: дворец Морозини, Венеция. Двери дома всегда открыты, как недавно для нас с Адальбером были открыты ваши двери в ньюпортском замке. Несколько часов на поезде, и вы у нас!
Лицо Джона Огастеса осветилось улыбкой.
– Прекрасная мысль! – воскликнул он. – Когда мы приедем забирать Хэлен… или похороним ее, потом непременно заедем к вам. Я, наверное, единственный американец, который ни разу не был в Венеции! Городе, стоящем на воде!
– Это не любимый вами океан, а всего лишь Адриатика, но думаю, город вам понравится.
– Альдо уезжает, а я остаюсь, – еще раз напомнил Адальбер. – И всегда в вашем распоряжении.
На этом и распрощались. Альдо поцеловал Полине руку, и ему показалось, что рука ее немного дрожит, но он запретил себе поднимать глаза, чтобы не встретиться с Полиной взглядом. Шторы в гостиной были задернуты, и полумрак был очень кстати… Вот только, к сожалению, выходя из гостиной, Альдо сразу же увидел Фанкетти… Красавчик стоял у витрины магазинчика «Гермес», словно глаз не мог оторвать от шелковых косынок, сумочек, кошельков и прочих замечательных изделий из мягкой шелковистой кожи. Но зеркало, на фоне которого красовались все эти вещи, подтверждало, что следит он за дверью гостиной, к которой сразу же и направился, заметив, что из нее вышли Альдо и Адальбер. У Альдо тут же зачесались кулаки, так ему захотелось заняться боксом.
– Даже не думай! – посоветовал ему Адальбер. – Мне этот субъект симпатичен не более твоего, и я за ним присмотрю, не волнуйся.
На улице Альфреда де Виньи, на столике в зимнем саду особняка, Морозини ждала каблограмма [8], которую буквально пожирала глазами Мари-Анжелин, сидевшая рядом и раскладывавшая пасьянс.
– Положи конец моему мучению, – попросила Альдо госпожа де Соммьер. – Вот уже больше часа План-Крепэн глаз не сводит с этой бумажки, не осмеливаясь к ней притронуться, что совсем не идет на пользу ее пасьянсу!
– Тетя Амели! Я не подозревал вас обеих в таком мазохизме! – рассмеялся Альдо, взял с серебряного подноса нож для бумаги, положенный рядом с каблограммой, и протянул его Мари-Анжелин: – Прошу вас, распечатайте!
– Никогда в жизни я не распечатаю письма, адресованного не мне!
– Но я могу сгореть от любопытства! – вздохнула маркиза.
39 
