20 
– Бог мой, конечно же! Раз уж так повезло и мы встретили гения, грешно было бы закрывать перед ним дверь.
– Особенно если этот гений видит в вас олицетворение свободы! – лукаво улыбнулась Гортензия.
На этом беседа их закончилась: вернулась Ливия, посланная хозяйкой на разведку на улицу Лепелетье, в банк Гранье. Одетая зажиточной матроной, с напудренными до белизны волосами, камеристка графини Морозини полностью преобразилась. Но вести у нее оказались недобрые: двое из бывших администраторов, которых помнила Гортензия, Дидло и Жироде, отошли в мир иной. Третий, господин де Дюрвиль, вышел в отставку и уехал в Нормандию.
– А господин Верне? – обеспокоенно спросила Гортензия. – Удалось узнать, что с ним стало?
– Да, госпожа графиня. Это моя единственная хорошая новость: удалось достать его адрес.
И она протянула Гортензии листок, на котором чьим-то нечетким почерком было начертано несколько слов.
– Благодарю вас, – сказала графиня. – Это очень важно. Сегодня же поеду туда.
Глава III
Черный экипаж
Узкая и прямая улица Гарансьер с аристократическими особняками и несколькими зажиточными мещанскими домами тянулась от Сен-Сюльпис к Люксембургскому саду. Хоть на ней и располагалась мэрия одиннадцатого округа, она была тихая и спокойная, с хорошей, не разбитой мостовой, так как большого движения здесь не было. Улица проходила в самом центре христианского квартала, рядом с возвышающейся громадой церкви с круглыми башнями, крышами семинарий в двух шагах от Сен-Жермен-де-Пре и тремя церквами холма св. Женевьевы, и злые языки поговаривали, что аромат ладана и святой воды перебивал здесь запах конского навоза.
Гортензия, отправившаяся в путь пешком по случаю теплой погоды, сочла, что место вполне подходит для человека в отставке, хотя никак не ассоциируется с господином Верне, тем любезным, элегантным денди, каким она его запомнила.
Дом десять, который и был ей нужен, находился между мэрией, располагавшейся в бывшем особняке Сурдеак, и красиво оформленной водоразборной башней, некогда построенной по приказу принцессы Палатинской для снабжения водой всех окружающих домов. В глубине широкого двора за высоким крыльцом стоял трехэтажный дом белого камня с изумительной черепичной крышей и стенами, увитыми плющом.
Не успела Гортензия войти во двор, как навстречу выбежал привратник, снимая шапку при виде такой высокой, статной дамы в трауре, явно принадлежащей к высшему обществу.
– Чем могу служить?
– Здесь живет господин Верне?
– Живет, госпожа, живет, вместе с этой святой женщиной, своею матерью! Бедный, бедный молодой человек!
Гортензия пожала плечами.
– Его есть за что пожалеть?
– Пожалеть? О, мадам! Я вижу, что мадам ничего не знает. Мадам ведь, наверное, не близкая их знакомая?
Привратник явно сгорал от желания все выложить, однако его нескромные вопросы не понравились Гортензии. Если что-то случилось с Луи Верне, если было о чем рассказать, она предпочитала услышать об этом из его собственных уст или по крайней мере из уст его матери, поскольку он жил вместе с ней, но уж никак не от этого болтливого привратника.
– Мы не виделись некоторое время, – коротко ответила она. – Скажите, на каком этаже он живет?
– На этом, госпожа, на этом. Дверь справа от лестницы. Слава богу, его окна выходят в сад, хоть в этом повезло.
Он указал ей на красивую дубовую дверь. В полумраке лестничной площадки золотом отливали начищенные медные накладки. Гортензия дернула за шнурок звонка, свисавший вдоль дверной рамы, и где-то в квартире послышалось позвякивание колокольчика.
Дверь почти сразу же открылась, и на пороге показалась молоденькая горничная в крахмальном фартуке и высоком чепце.
– Я хотела бы видеть господина Луи Верне, – обратилась к ней Гортензия. – Если, конечно, его это не слишком побеспокоит.
– Дело в том… я не знаю, сможет ли он вас принять… Нужно спросить сначала у его матери…
– Ну хорошо, спросите. Я графиня де Лозарг, но ваш хозяин скорее поймет, если вы доложите: мадемуазель Гранье де Берни.
Титул явно произвел впечатление, и горничная склонилась в реверансе.
– Не соблаговолите ли подождать, госпожа графиня? – пролепетала она, указав на коричневую бархатную банкетку, занимавшую в прихожей целую стену.
Горничная исчезла за дверью в какую-то очень светлую комнату, а минуту спустя в эту же дверь, тщательно прикрыв ее за собой, вошла дама лет пятидесяти, одетая в черное строгое платье с маленьким белым воротничком. Из-под большого белого кружевного чепца выбивались седые волосы, а карие глаза, устремленные на Гортензию, были полны беспокойства. Без всяких обиняков она сразу заговорила о том, что ее волновало:
20 
