136 
Спустя час ее обнаружили двое полицейских на велосипедах, которые, наткнувшись на вымокшую и лишившуюся чувств женщину, подумали, естественно, что она свалилась в реку и чудом выбралась. На их вопросы она не смогла ответить. Где ей было объяснить, что с ней произошло, а им понять ее? Тем более что от них сильно пахло вином и табаком. Она твердила одно: ей нужно повидаться с главным комиссаром Ланжевеном.
Ее упрямство пересилило их любопытство.
– Доставим ее в участок, – предложил один. – Пусть там решают, как с ней поступить.
Его устами глаголил сам разум. Александра, осчастливленная тем, что нашлась хотя бы одна сочувствующая ей душа, с готовностью уселась на раму велосипеда, управляемого более крупным полицейским. Так она появилась в час ночи в полицейском участке района Левалюа-Перре. Спустя час Ланжевен вызволил ее из участка и полумертвую доставил на набережную Вольтера, где все уже рвали на себе волосы от тревоги.
В тот самый момент, когда она свалилась на руки обезумевшей тети Эмити, у нее окончательно сдали нервы. Она кричала и твердила, что надо немедленно возвращаться в Нью-Йорк, где с Джонатаном приключилось несчастье… Немного погодя, умытая, перевязанная и согретая обжигающим целебным настоем чая с травами, в который врач, проживавший на третьем этаже, добавил веронал, Александра забылась в кровати тяжелым сном. Только так можно было отвязаться от кошмарных воспоминаний…
Что касается комиссара Ланжевена, то он, доставив домой жертву маньчжурских козней, осушил рюмку коньяку, предложенную Фирмином, но покоя все равно не обрел. Никогда еще его не видели в таком гневе.
– Все случившееся – на моей совести! Я был настолько уверен, что сцапал негодницу, что отпустил бедную миссис Каррингтон на все четыре стороны. Надо было охранять ее до самого отъезда…
Попытки мадам Риво успокоить его оказались тщетными: его борьба с убийцей папаши Муано не только не завершилась, но даже не началась…
Когда Александра очнулась от глубокого сна, в который провалилась благодаря снотворному, то с радостью обнаружила у своего изголовья не только тетю Эмити, но и Антуана, а также Риво, вернувшегося из Бордо. Ему она даже ухитрилась адресовать хилую улыбку.
– Дядя Никола, – пролепетала она, – нам так вас не хватало! Вы не очень утомились?
– Я?.. Нисколько! Но очень мило с вашей стороны, что вы проявляете ко мне участие…
– Это не участие, а чистейший эгоизм. Нам надо немедленно отправляться в Америку! Я хочу вернуться, слышите? Это совершенно необходимо. Вдруг мой бедный муж мертв…
– Откуда такие мысли?
Сбиваясь и дрожа с головы до ног, ибо ей пришлось снова пережить страшные минуты, проведенные на барже, она пересказала то, что услышала от маньчжурки.
– Да ты пораскинь мозгами, малышка! – молвила тетя Эмити, беря ее за руку. – Последнее письмо Джонатана отправлено совсем недавно! Судя по нему, он в полном здравии…
– Скоро минет месяц, как он его написал! Вы отдаете себе отчет, что такое целый месяц? У этой мерзкой женщины было достаточно времени, чтобы осуществить свою месть. Умоляю, посадите меня на ближайший пароход! Если вы не сможете меня сопровождать, я не буду держать на вас зла.
– Я поплыву с вами, – решил Антуан. – Нельзя же вам путешествовать в одиночку!
– Ладно, – со смехом обратился к присутствующим дядя Никола, – пора успокоиться. Если вам, дорогой Лоран, хочется составить нам компанию, – милости просим. Однако у нас и так все продумано. Мы отплываем через два дня на «Лотарингии», где у нас заказаны каюты. Только хватит ли у вас сил на океанский переход, Александра?
– Не сомневайтесь! – выдохнула молодая женщина и откинулась на подушки. – Я бы отплыла уже сегодня, если бы это было возможно. Но все равно, сердечное вам всем спасибо. Вам в том числе, Тони. Как это здорово – иметь такого друга, как вы!
– В таком случае я приплыву несколько позже, чтобы повидаться с вами и вручить вам ваш портрет, который я завершу по памяти.
– Вы настолько хорошо меня изучили?
– Да, у меня такое впечатление, что теперь-то я изучил вас исчерпывающим образом. Искренне желаю вам счастья!
Он стремительно нагнулся, чмокнул Александру в лоб и выбежал, не оборачиваясь…
Пока Риво догонял его, чтобы проводить к выходу, Александра переваривала последние слова художника. Счастье?.. Разве это до сих пор возможно? Ни в коем случае, если Джонатана постигло несчастье! Сила терзавшей ее тревоги подсказывала ей, что под маской мелочной гордыни кроются глубокие чувства, которые продолжает внушать ей супруг. Утрата Фонсома заставила ее страдать, и страдания эти еще не покинули ее, но она уже знала, что без Джонатана ей не видать счастья… Она снова видела мысленным взором, как он сидит у нее в спальне, освещенный светильниками под шелковыми абажурами, приветливо улыбается ей, перебирает никчемные штучки, покрывающие ее туалетный столик, убранный кружевами… В его взгляде было столько гордости, столько любви! Деля с ней ложе, Джонатан проявлял сдержанность, которую она теперь была склонна считать нормальной, учитывая его возраст и не слишком бурный темперамент. Это ее не удручало, даже напротив: не испытывая приливов страсти в моменты слияния, она была даже признательна ему за джентльменское поведение, проявляющееся в отсутствии слишком навязчивых домогательств; сейчас она задавалась вопросом, как бы все сложилось, если бы и он горел той неуемной страстью, которая сжигала герцога. Ей вспомнилась одна фраза из его последнего письма: «Вы меня волнуете – вот правильное слово, поэтому в интимные моменты я теряюсь, меня словно охватывает паралич…» Это высказывание действовало на нее теперь угнетающе. В свете всего, что с ней случилось, она предпочла бы и дальше жить с мужем, как прежде, а не продолжать пожинать мужские восторги, флиртовать и получать жестокое удовольствие, отвергая тех, кто осмелился перешагнуть невидимую черту…
136 
