очень нудно 
96 
Неподалеку от их стола послышался визгливый женский голос, перекрывший негромкий рокот разговора:
– Здесь собрался весь Жокей-клуб! А где же Фонсом?
Маркиз не расслышал ответа, который прозвучал далеко не так громко: он был занят наблюдением за своей очаровательной соседкой. Он подметил, как она напряглась, как будто в нее попал брошенный кем-то не очень тяжелый предмет, и в ее пальцах, обтянутых розовой замшей, задрожала чашечка севрского фарфора, да так сильно, что едва не расплескался чай. Александра аккуратно поставила чашку на блюдце и, повернувшись к Долли, спросила, когда та уезжает в замок в Дордони. Голос ее прозвучал вполне спокойно, словно ее ничто не волновало, и старый дамский угодник одобрил про себя ее светское самообладание.
Раз подопечная не требовала опеки, маркиз немного отвлекся: он как будто узнал обладательницу визгливого голоса. Догадка подтвердилась: то была одна из наиболее зловредных сплетниц Сен-Жерменского предместья. К тому же она смотрела в их сторону, и у маркиза сложилось впечатление, что вопрос был задан столь громко вовсе не случайно. «Похоже, раскаяние писаки не всех убедило», – подумал он. Придется лично заняться этой вздорной особой, когда удалятся миссис Каррингтон и мисс Хопкинс. Всевышний наделил его острым, а иногда и смертельно ранящим язычком, подобным оружию версальских жителей прежней эпохи. Недаром же он приходился правнуком пажу Людовика Пятнадцатого…
На беду, Александра медлила, не поддаваясь на уговоры Модена: она надеялась на появление Фонсома. Тот все не показывался, и маркиз с грустью наблюдал, как все больше омрачается ее прекрасный взор. Его охватила жалость к ней, а за жалостью – потребность прийти ей на выручку.
– Придете ли вы сегодня вечером на бал к Латур-д'Овернам? – осведомился он, предлагая миссис Каррингтон руку, чтобы проводить ее к карете.
– Несомненно. Правда, я буду там не ради собственного удовольствия. Должна признаться, свет мне порядком наскучил, но нельзя же допустить, чтобы Корделия, проделав столь долгий путь, не увидела ничего, кроме интерьеров Ритца»!
– Тогда я заеду за вами. Вы обе слишком красивы, чтобы обходиться без кавалера, а мой возраст, как и дружеское расположение к вам, делают из меня безупречного ментора.
Александра была тронута. Она протянула маркизу руку. Эту дружбу трудно было переоценить, ибо расположения маркиза де Модена искал всякий, и всякий перед ним трепетал. Никто, будь то самый бессовестный плут или самая злая на язык болтушка, не мог себе позволить покуситься на репутацию дамы, которую вел под руку маркиз, не рискуя стать объектом блистательной отповеди или просто безжалостной реплики, после которой двери в свет оказываются для нарушителя приличий накрепко закрытыми. Примеры такого исхода были на памяти у каждого… Скажем, как-то в понедельник, когда маркиз направлялся к своему месту в партере Оперы, нашлась дама, не убоявшаяся пожаловаться на распространяемый им аромат фиалок и ирисов – в этом он был приверженцем старой школы.
– Что за ужасные духи! – возмутилась она достаточно громко, чтобы реплику услыхала дюжина соседей.
Тогда, повернувшись к непочтительной особе, чтобы получше рассмотреть ее в монокль, Моден ответствовал:
– Мадам, я же не мешаю вам плохо пахнуть…
После недавних испытаний Александра рассудила, что общество маркиза – именно то, чего ей недостает. Даже Делия, хотя она всегда составляла о людях и событиях сугубо личное мнение, порой слишком скоропалительное, призналась, что старый дворянин произвел на нее сильное впечатление.
– Мне кажется, – призналась она, – что я предпочла бы умереть, лишь бы не заиметь в лице этого человека врага.
– Не стоит его опасаться, – ответила Александра. – Он находит вас прелестной, к тому же он мой друг.
Однако дружба маркиза пришлась ей на балу очень кстати. Наряд Александры на этом блестящем собрании был выдержан в нежно-желтых тонах, повторенных лавровыми листочками, украшавшими ее прическу. Она была в этот вечер красива, как никогда, и пользовалась вместе с Делией, обернутой зеленым, в тон ее глаз, муслином, всеобщим успехом. У девушки мигом заполнилась тетрадка для записи кавалеров; тем временем ее невестка, решившая не отходить от своего пожилого караульного, отказывала всем без изъятия. Час шел за часом, а тот, кого она ждала, все не появлялся…
Точно так же обстояли дела и на следующий день, и днем позже. Неделя «Большого приза», прелюдия отъезда высшего общества в замки и на курорты, была отмечена бесчисленными скачками, зваными трапезами в разное время суток и всевозможными раутами. Красавицы американки, неизменно сопровождаемые старым маркизом и четой Ориньяк, ничего не пропускали. Однако день ото дня и без того наигранное оживление миссис Каррингтон делалось все слабее. Никогда еще она не была столь блистательна, о ней повсюду отзывались как о наиболее элегантной даме сезона, однако ей не удавалось более обрести радость, которую она познала весной, когда ей нравилось наряжаться просто ради того, чтобы читать восхищение в мужских взорах. Фонсом исчез, Фонсом стал невидимкой, и это исчезновение сделалось для нее тем большей пыткой, что вызывало всевозможные комментарии. Куда он подевался? Что с ним стряслось – с ним, никогда не обходившим вниманием этот важнейший для лошадника момент в году? Поговаривали, что его особняк заперт на замок, вследствие чего можно было услыхать самые невероятные версии: одни утверждали, что он подался на Огненную Землю, другие – что он плавает у берегов Исландии на яхте наследника английского престола… Некоторые договаривались до того, что он, мол, удалился в монастырь бенедиктинцев…
96 
