Пролог

Две темные тени, скользили между деревьев, плавно огибая могучие стволы и изредка касаясь друг друга, не прекращая стремительный бег. Казалось, это была игра или соперничество между юношей и девушкой в попытке показать кто сильнее, проворнее и кто в итоге будет главным. Но на самом деле, игрой эта гонка не являлась и долго не продлилась. Молодой самец, схватив еще совсем юную волчицу за холку, запрыгнул на нее и тяжестью своего тела прижал к земле, вгрызаясь в ее плоть клыками и практически лишая от боли и страха сознания. Не обращая внимания на истошный визг самки, он, подмяв ее под себя, рывком вошел в нее, вызвав тонкий пронзительный вопль боли и ужаса, и в тоже время мощной челюстью оставляя свой знак на ней. Знак того, что отныне и навсегда эта самка принадлежит только ему. Самочка, еще практически щенок, визжала и выла, изливая серебристой круглой луне всю свою боль и отчаянье, что сейчас разрывали ее еще неокрепшее юное тело. Сейчас насиловали не только ее тело, но и гордый свободный дух, заключенный в теле волчицы.

Самец, закончив процесс соития, разжал челюсти и наконец отпустил свою жертву, удовлетворенно развалившись рядом с ней. Но не успел насладиться своей победой, потому что в этот момент из ближайших кустов на поляну, ставшую свидетельницей насильственного волчьего брака, выскочила еще одна волчица. Ее красивая шоколадная окраска с серебристыми кончиками сверкала в ярком свете полной луны, но сейчас стояла дыбом, явно свидетельствуя, что волчица в ярости. Рыча и скаля зубы, она по кругу обошла поляну, слишком пристально и внимательно осмотрела истерзанное тело стонущей маленькой помеченной самки. Широко раздувая крылья носа, втянула аромат первой крови и оценила слишком большую его интенсивность, явно свидетельствующую о том, что все произошедшее здесь не являлось добровольным и обоюдно желаемым. А потом с яростным рыком бросилась на молодого самца, стремясь уничтожить его за презрительный насмешливый взгляд, говоривший о вседозволенности, и за то что сделал с ее дочерью, и за явное проявление неуважения к ее годам, и за растоптанные мечты единственной любимой девочки. За все это она была готова убить этого молодого щенка, у которого только молоко на губах обсохло, а он уже уничтожает все, к чему прикасается, как и его папаша. Их яростный бой долго не продлился. Она слишком долго прожила в этом мире, чтобы научиться платить злом за зло, а добром за добро. И сейчас весь ее опыт сослужил хорошую службу. Очень скоро молодой самец лежал у ее ног, с оторванной головой, истекая проклятой кровью.

Мгновение волчица смотрела на остывающий труп, затем, встряхнувшись, прогоняя прочь ярость и гнев, струившиеся по венам, потрусила к своему ребенку, небольшим затравленным клубочком свернувшемуся неподалеку. Подбежав ближе, она сначала пару раз лизнула молодую волчицу в такую же как у нее шоколадно-серебристую мордочку, а потом присела рядом, и уже через секунду вместо грозного зверя оказалась молодая красивая женщина с мудрыми старыми глазами, которые видели слишком много горя на своем веку. Не обращая внимания на свое обнаженное тело, женщина придвинулась ближе и ласково погладила другую волчицу, зарываясь мягкими руками в шелковистый мех и роняя на него горькие материнские слезы.

— Прости меня, девочка моя! Я не успела! Подвела тебя! Не думала, что этот щенок посмеет дотронуться до тебя. Ведь это твой первый забег, ты еще так слаба и молода. Господи, тебе ведь только шестнадцать лет, а он… Доча, прости меня, солнышко мое, не уследила за тобой! Но не волнуйся, этот щенок Дурси больше никогда не сможет испачкать тебя своими лапами. Больше никогда не прикоснется к моей маленькой девочке! Больше никто из их поганой семейки не посмеет причинить тебе боль. Малышка моя!

Она говорила, мягко успокаивая молодую волчицу с трясущимися от слабости лапами, размерами скорее похожую на щенка крупной собаки. Шмыгнув носом, маленькая волчица приподнялась на передние лапы и с любовью лизнула мать в лицо, а потом, испуганно придвинувшись к женщине, боязливо осмотрелась. Заметив труп так не долго бывшего ее мужем молодого самца, она, округлив глаза, в ужасе, с еще большим отчаяньем и бессильем привалилась к матери. В ее голове крутилась только одна мысль, затмевая весь пережитый кошмар: 'Что теперь будет? С ней, ее матерью и таким слабым безвольным, но все же любимым отцом?'

  1