166 
Но я проснулась пару часов назад, чтобы нескольких минут понаблюдать за самым красивым зрелищем в мире… восходом солнца.
Бледно-розовый и мрачно-зеленый на востоке, и ночная, все еще полная темнота на западе. Затем, розовое поднялось выше в небо, и деревья расплылись в облаке росы. Когда над горизонтом показался блестящий солнечный диск, темный румянец, сливочный и даже зеленый цвета превратились на небе в цвет дыни, наконец, на линии огня все цвета поменялись. Линии стали дугой, на западе небо было глубокого синего цвета, затем туда пришли тепло и свет от солнца и окрасились зеленым деревья, и небо начало становиться того голубого небесного цвета, хотя почему-то у меня возникает испуг, когда я говорю: небесный. Небо становилось похожим на драгоценный камень, великолепного, лазурного, синего цвета, и золотое солнце начинает лить энергию, любовь, свет, и все хорошее на этот мир.
Которая (из женщин) бы могла быть несчастлива, наблюдая все это, в то время как Стефан обнимал бы ее? Мы, которым так посчастливилось, родиться на свет, которые видим это каждый день и никогда не задумываемся об этом, мы — благословлены. Мы могли родится призрачными душами, которые живут и умирают в темно-красной темноте, даже не узнав, что где-то есть что-что лучше этого».
Елена проснулась от крика. Она уже просыпалась однажды в невероятном блаженстве.
Сейчас она опять спала — но это ведь был голос Деймона.
Кричит? Деймон не кричит!
Накинув халат, она выскочила в дверь и пошла вниз по лестнице. Разбудившие голоса — приводили в замешательство. Деймон стоял на коленях на полу. Его лицо было бело-голубым. Никаких растений, которые могли бы душить его, в комнате не было. «Отравление», — было следующей мыслью Елены, ее глаза метались по комнате в поисках пролитого напитка, любого признака того, что причиной был яд.
Ничего не было. Сейдж хлопал Деймона по спине. О, Боже, он возможно задыхался? Но это был идиотизм. Вампиры не дышали, разве что во время разговора и построения Силы. Но тогда что случилось?
— Тебе нужно дышать, — кричал Сейдж в ухо Деймону. — Возьми дыхание как будто собираешься говорить, а потом держись на нем как на построении Силы. Думай о том, что внутри тебя. Заставь легкие работать!
Эти слова только запутали Елену.
— Вот! — прокричал Сейдж. — Вы видели?
— Это длилось всего миг.
— Тогда, я должен сделать это вновь.
— Но, да, все дело в этом!
— Говорю тебе, я умираю, а ты смеешься надо мной? — кричал растрепанный Деймон. — Я ослеп, оглох, мои чувства нарушены — и ты смеешься!
— Ладно, — Сейдж, по-видимому, старался не засмеяться. — Возможно, мой дорогой, ты открыл что-то не адресованное тебе?
— Я сорвал защиту, прежде чем сделать это. В доме было безопасно.
— Но ты не дышал! Дыши, Деймон!
— Это выглядело абсолютно безопасно… и допустимо… мы все собирались… открыть это вчера вечером… когда мы были слишком усталыми…
— Но сделать это одному, открыть подарок от китцуна… это было безрассудно, да?
Задыхающийся Деймон огрызался:
— Не читай мне лекции. Помоги мне. Почему у меня вата в ушах? Почему я не могу видеть? Или слышать? Или унюхать — что-нибудь? Я говорю Вам, что я не могу почувствовать запах чего-нибудь!
— Ты здоров и твои чувства остры настолько, насколько надлежит любому человеку. Ты, вероятно, победил бы большинство вампиров, если бы боролся с ними сейчас. Но человеческие чувства очень ограничены и очень притуплены.
Слова плавали в голове Елены: «открываешь вещи, не адресованные тебе… букет от китцуна… человек… о, Бог мой!»
Очевидно, те же самые слова пробегали в уме кого-то еще, потому что внезапно одна фигура примчалась на кухню.
Стефан.
— Ты украл мой букет? От китцуна?
— Я был очень осторожен…
— Ты хоть понимаешь что натворил? — Стефан тряс Деймона.
— Ай. Это больно! Хочешь сломать мне шею?
— Больно! Деймон, теперь ты в мире боли! Ты понимаешь? Я разговаривал с тем китцуном. Рассказал ему всю историю своей жизни. Елена навестила меня, и он увидел ее фактически… хорошо, он и представить не мог, что увидит ее плачущей из-за меня! Ты… хоть…. Представляешь… что… ты… сделал?
Это было, как если бы Стефан начал подниматься по ступенькам, и каждая следующая ступенька поднимала его на все более высокий уровень гнева, чем предыдущая. И здесь на верхней…
166 
