очень нудно 
86 
— Физиономией. Больше огня нужно, больше… свирепости. Больше злости!
— Злости?
— Да, лютости! Пусть выпучит сильней глаза. Круче вырез ноздрей. Острее зубы. Язык вперед, оба конца. Ты сумеешь! Э-э… Так, значит, чудовище не мое, а?
— Нет, оно мое. Тервиллиджер поднялся на ноги.
Теперь вровень с глазами Джо Кларенса была пряжка его ремня. Несколько мгновений продюсер смотрел на блестящую пряжку как загипнотизированный.
— Будь прокляты эти чертовы юристы! — Он бросился к двери. — Работай!
Чудовище ударилось в дверь через долю секунды после того, как она захлопнулась.
Рука Тервиллиджера на несколько мгновений застыла в воздухе. Потом плечи его осели. Он пошел к своему красавчику и его поднял. Открутил голову, содрал с нее латексовую плоть, положил череп на подставку и кропотливо начал лепить из глины заново доисторическую морду ящера.
— Побольше свирепости, — бормотал он сквозь зубы. — И злости.
Ленту с переделанным чудовищем просматривали через неделю.
Когда кончилось, Кларенс в темноте чуть заметно кивнул.
— Лучше. Но… пострашнее надо, чтобы кровь стыла в жилах. Чтобы тетя Джейн напугалась до смерти. Новый эскиз. И переделать заново!
— Я уже и так опаздываю на неделю, — запротестовал Тервиллиджер. — Бы всё приходите и требуете: меняй то, меняй это. И я меняю. Один день хвост никуда не годится, другой — когти…
— Уж ты-то сумеешь меня порадовать, — сказал Кларенс. — В бой, художник!
В конце месяца просмотрели новый вариант.
— Почти в точку! Чуть-чуть промазал! — сказал Кларенс. — Лицо почти такое, как нужно. Постарайся еще.
Тервиллиджер отправился к себе в мастерскую. Он принялся за эскиз и изобразил пасть динозавра так, как если бы она произносила непристойность, только понять эту непристойность мог тот, кто умеет читать по губам. Потом, взяв глину, Тервиллиджер принялся за работу и оторвался от страшной головы только в час ночи.
— Наконец то, что надо! — закричал Кларенс в просмотровом зале на следующей неделе. — Идеально! Вот это настоящее чудовище! — Он наклонился к старику, своему юристу, мистеру Глассу, и к Мори Пулу, своему помощнику: — Вам нравится мое чудище?
Он сиял.
Такой же длинный, как чудовища, которых он делал, сидевший, бессильно обмякнув и ссутулившись, в заднем ряду, Тервиллиджер хоть и не увидел, но почувствовал, как старый юрист пожал плечами.
— Да они все одинаковые.
— Да, да, но это все же какое-то особенное! — захлебывался Кларенс. — Даже я не могу не признать: Тервиллиджер гений!
Все повернулись и снова уставились на экран и стали смотреть, как исполинская тварь, словно вальсируя, широко размахнулась своим острым как бритва хвостом и сняла им зловещий урожай травы и оборванных цветов.
Потом остановилась и, обгладывая красную кость, устремила задумчивый взгляд в туман.
— Это чудовище… — сказал наконец, прищурившись, мистер Гласс. — Оно кого-то напоминает.
— Напоминает? — Тервиллиджер повернулся, весь внимание.
— У него такой вид, — протянул в темноте мистер Гласс, — точно, где-то я его встречал.
— Среди экспонатов Музея естествознания?
— Нет, не там.
— Может, — рассмеялся Кларенс, — ты осилил когда-то книгу, Гласс?
— Удивительно… — Гласс, ничуть не задетый, наклонил набок голову, закрыл один глаз. — Я, как сыщик, никогда не забываю лиц. Но этот Tyrannosaurus… Где же я его видел?
— Да не все ли равно? — Кларенс сорвался с места. — Он потрясающий! И все потому, что я, добиваясь результата, пинал Тервиллиджера ботинком в зад. Мори, пошли!
Когда дверь закрылась, мистер Гласс повернулся к Тервиллиджеру и на него посмотрел. Не отводя от Тервиллиджера взгляд, он окликнул негромко киномеханика:
— Уолт! Уолтер! Будь добр, покажи нам зверюгу снова!
— О чем разговор!
Тервиллиджер заерзал, чувствуя, что какая-то невидимая сила становится зримой в темноте и в резком свете, выстрелившем снова для того, чтобы от экрана в зал рикошетом отлетел ужас.
— Д-да. Точно, — размышлял вслух мистер Гласс. — Еще немного, и вспомню. Еще немного, и узнаю. Но… кто?
Словно услыхав его голос, чудовище повернулось, и на какой-то исполненный презрения миг взгляд его, пройдя сквозь сто тысяч миллионов лет, остановился на двух человечках, прячущихся в темной комнатке. Машина жестокости прогрохотала свое имя.
86 
