Огненный Столп

1

Он вышел из земли полный ненависти.

Ненависть была ему отцом и матерью.

Как хорошо снова ходить! Как хорошо подняться из земли, расправить затекшие руки и попробовать глубоко вдохнуть.

Он попробовал и вскрикнул.

Он не дышал. Ходил по земле, из земли вышел, но был мертв и дышать не мог. Он мог набрать воздуха в рот и через силу пропихнуть его в горло судорогой долго дремавших мышц – яростно, неистово! Но и с этой частицей воздуха мог он кричать и вопить! Он хотел заплакать, но слезы не желали течь. Он знал о себе лишь то, что стоит выпрямившись, что мертв и не должен ходить! Он не дышал и все-таки стоял прямо.

Со всех сторон его окружали запахи, но напрасно он старался уловить запах осени, что дочиста выжгла землю. Повсюду вокруг были руины лет; огромные леса цвели огнем, и он валил все новые деревья на уже лежащие голые стволы. Густой дым пожара голубел и рассеивался.

Он стоял на кладбище, ненавидя. Ходил по земле, но не чувствовал ни вкуса ее, ни запаха. Слышал ли он? Да. Ветер свистел в отверстых ушах. Но все же он был мертв и знал, что не должен ожидать слишком многого ни от себя, ни от ненавистного живого мира.

Он коснулся массивной плиты на своей пустой могиле. Это была старая добрая работа. Теперь он снова знал, как его зовут.

УИЛЬЯМ ЛЭНТРИ

Так было написано на надгробии.

Дрожащими пальцами он пробежал по нижней строке.

1898 – 1933

Возрождение?..

В каком году? Он поднял голову и всмотрелся в небо, в осенние звезды, медленно плывущие сквозь ветреную темноту, и прочел по ним столетие и год. Орион на месте, Возничий на месте. А где Телец? Вот!

Губы его цифра за цифрой назвали год.

– Две тысячи триста сорок девятый.

Странное число. Похоже на школьный пример. Говорили, что человек не может зримо представить числа, превышающего сотню. Все они кажутся ему такой дьявольской абстракцией, что счет не имеет смысла. И он – человек, который лежал в своем ненавистном гробу и ненавидел все и вся за то, что был похоронен, ненавидел людей, живущих над ним, живущих без конца, ненавидел их все эти долгие века, а теперь, рожденный из ненависти, стоял над своей раскопанной могилой. Быть может, в воздухе и носился запах сырой земли, но Лэнтри его не чувствовал.

– Я анахронизм, – сказал он, обращаясь к тополям, качающимся на ветру, и усмехнулся.

Он осмотрел пустое и холодное кладбище. Все надгробья вырвали и, словно плоские кирпичи, уложили одно на другое в дальнем углу, у ограды из кованого железа. Работа эта шла две бесконечные недели. В своем гробу он слышал звуки безжалостной и яростной работы – люди ковыряли землю холодными лопатами, выворачивали гробы и увозили высохшие тела в крематорий. Извиваясь от страха, он ждал, когда они придут за ним.

Сегодня они добрались до его гроба, но к этому времени уже стемнело. От крышки гроба их отделяли всего несколько сантиметров земли, но тут зазвенел звонок. Время кончать и идти домой на ужин. Рабочие ушли, сказав, что завтра закончат работу.

На пустом кладбище воцарилась тишина.

С тихим шелестом покатились комья земли, медленно и осторожно поднялась крышка гроба.

И теперь Уильям Лэнтри стоял, дрожа, на последнем кладбище Земли.

– Помнишь? – спросил он сам себя, глядя на сырую землю. – Помнишь истории о последнем человеке на Земле? О людях, одиноко блуждающих среди руин? Это ты, Уильям Лэнтри, воскрешаешь в памяти эти истории. Понимаешь? Ты последний мертвый человек на всем божьем свете!

Мертвых больше нет. Нигде, ни в одной стране нет ни одного мертвеца. Невозможно, скажете вы? Еще как возможно в этом глупом, стерильном, лишенном воображения, антисептическом мире суперчистоты и строгих научных методов! Мой Бог, люди, конечно, умирают. Но мертвые? Трупы? Их нет.

  82