74 
Перед Сэмом и Эльмой остановился Глава марсиан: маска вычеканена из полированной бронзы, глаза — бездонные черно-синие провалы, рот — прорезь, из которой плыли по ветру слова.
— Снаряжайте вашу лавку, — сказал голос. В воздухе мелькнула рука в алмазной перчатке. — Готовьте яства, готовьте угощение, готовьте чужеземные вина, ибо нынешняя ночь — поистине великая ночь!
— Стало быть, — заговорил Сэм, — вы разрешите мне остаться здесь?
— Да.
— Вы на меня не сердитесь?
Маска была сурова и жестка, бесстрастна и слепа.
— Готовьте свое кормилище, — тихо сказал голос. — И возьмите вот это.
— Что это?
Сэм уставился на врученный ему свиток из тонкого серебряного листа, по поверхности которого извивались змейки иероглифов.
— Это дарственная на все земли от серебряных гор до голубых холмов, от мертвого моря до далеких долин, где лунный камень и изумруды, — сказал Глава.
— Все м-мое? — пробормотал Сэм, не веря своим ушам.
— Ваше.
— Сто тысяч квадратных миль?
— Ваши.
— Ты слышала, Эльма?
Эльма сидела на земле, прислонившись спиной к алюминиевой стене сосисочной; глаза ее были закрыты.
— Но почему, с какой стати вы мне дарите все это? — спросил Сэм, пытаясь заглянуть в металлические прорези глаз.
— Это не все. Вот.
Еще шесть свитков. Вслух перечисляются названия, обозначения других земель.
— Но это же половина Марса! Я хозяин половины Марса! — Сэм стиснул гремучие свитки, тряс ими перед Эльмой, захлебываясь безумным смехом. — Эльма, ты слышала?
— Слышала, — ответила Эльма, глядя на небо. Казалось, она что-то разыскивает. Апатия мало-помалу оставляла ее.
— Спасибо, большое спасибо, — сказал Сэм бронзовой маске.
— Это произойдет сегодня ночью, — ответила маска. — Приготовьтесь.
— Ладно. А что это будет — неожиданность какая-нибудь? Ракеты Земли прилетят раньше объявленного, за месяц до срока? Все десять ракет с поселенцами, с рудокопами, с рабочими и их женами, сто тысяч человек, как говорили? Вот здорово было бы, правда, Эльма? Видишь, я тебе говорил, говорил, что в этом поселке одной тысячей жителей дело не ограничится. Сюда прилетят еще пятьдесят тысяч, через месяц — сто тысяч, а всего к концу года — пять миллионов с Земли! И на самой оживленной магистрали, на пути к рудникам — единственная сосисочная, моя сосисочная! Маска парила на ветру.
— Мы покидаем вас. Приготовьтесь. Весь этот край остается вам.
В летучем лунном свете древние корабли — металлические лепестки ископаемого цветка, голубые султаны, огромные и бесшумные кобальтовые бабочки — повернули и заскользили по зыбким пескам, и маски все лучились и сияли, пока последний отсвет, последний голубой блик не затерялся среди холмов.
— Эльма, почему они так поступили? Почему не убили меня? Неужто они ничего не знают? Что с ними стряслось? Эльма, ты что-нибудь понимаешь? — Он потряс ее за плечо: — Половина Марса — моя!
Она глядела на небо и ожидала чего-то.
— Пошли, — сказал он. — Надо все приготовить. Кипятить сосиски, подогревать булочки, перечный соус варить, чистить и резать лук, приправы расставить, салфетки разложить в кольцах, и чтобы чистота была — ни единого пятнышка! Эге-гей! — Он отбил коленце какого-то необузданного танца, высоко вскидывая пятки. — Я счастлив, парень, счастлив, сэр, — запел он фальшивя. — Сегодня мой счастливый день!
Он работал как одержимый: бросил в кипяток сосиски, разрезал булки вдоль, накрошил лук.
— Ты слышала, что сказал тот марсианин — неожиданность, говорит! Тут только одно может быть, Эльма. Эти сто тысяч человек прилетают раньше срока, сегодня ночью прилетают! Представляешь, какой у нас будет наплыв! До поздней ночи будем работать, каждый день, а там ведь еще туристы нахлынут, Эльма! Деньги-то, деньги какие! — Он вышел наружу и посмотрел на небо. Ничего не увидел.
— С минуты на минуту, — произнес он, радостно вдохнув прохладный воздух, потянулся, ударил себя в грудь. — А-ах!
Эльма молчала. Она чистила картофель для жарки и не сводила глаз с неба. Прошло полчаса.
— Сэм, — сказала она. — Вон она. Гляди. Он поглядел и увидел.
74 
