очень нудно 
69 
— Нет, — произнес Сейл, и лицо его исказилось от ужаса. — Нельзя переночевать…
Он не мог говорить. Он упал на землю.
— Быстрей, — произнес над ним голос в туманном вихре. — Дай ему немного жидкой пищи и снотворного. Ему нужна еда и отдых.
— Не надо отдыха! — завопил Сейл.
— Бредит, — тихо сказал один из них.
— Нельзя спать! — вопил Сейл.
— Тише, тише, — сказал человек нежно. Игла вонзилась в руку Сейла.
Сейл колотил руками и ногами.
— Не надо спать, поедем! — страшно кричал он. — Ну поедем!
— Бред, — сказал один. — Шок.
— Не надо снотворного! — пронзительно кричал Сейл.
Снотворное разливалось по его телу.
«Эээээээээ», -пели древние ветры.
«Ааааааааааах», -пели древние моря.
— Не надо снотворного, нельзя спать, пожалуйста, не надо, не надо, не надо! — кричал Сейл, пытаясь подняться. — Вы… не… знаете!..
— Не волнуйся, старик, ты теперь в безопасности, не о чем беспокоиться.
Леонард Сейл спал. Двое стояли над ним. По мере того как они смотрели на него, черты его лица менялись все больше и, больше.
Он стонал, и плакал, и рычал во сне. Его лицо беспрестанно преображалось. Это было лицо святого, грешника, злого духа, чудовища, мрака, света, одного, множества, армии, пустоты — всего, всего!
Он корчился во сне.
— Ээээээээээ! — взорвался криком его рот. — Иииииии! — визжал он.
— Что с ним? — спросил один из спасителей.
— Не знаю. Дать еще снотворного?
— Да, еще дозу. Нервы. Ему надо много спать.
Они вонзили иглу в его руку. Сейл корчился, плевался и стонал.
И вдруг умер.
Он лежал, а двое стояли над ним.
— Какой ужас! — сказал один. — Как ты это объяснишь?
— Шок. Бедный малый. Какая жалость. — Они закрыли ему лицо. — Ты когда-нибудь видел подобное лицо?
— Абсолютно безумное.
— Одиночество. Шок.
— Да. Боже, что за выражение! Не хотел бы я когда-нибудь еще увидеть такое лицо.
— Какая беда, ждал нас, и мы прибыли, а он все равно умер.
Они огляделись вокруг.
— Что будем делать? Переночуем здесь?
— Да. И хорошо бы не в корабле.
— Сначала похороним его, конечно.
— Само собой, — И будем спать на свежем воздухе, ладно? Хорошо снова поспать на свежем воздухе. После двух недель в этом проклятом корабле.
— Давай. Я подыщу для него место. А ты готовь ужин, идет?
— Идет.
— Хорошо поспим сегодня.
— Отлично, отлично.
Они выкопали могилу, прочитали молитву. Потом молча выпили по чашке вечернего кофе. Они вдыхали сладкий воздух планеты и смотрели на чудесное небо и яркие и прекрасные звезды.
— Какая ночь! — сказали они, укладываясь.
— Приятных сновидений, — сказал один, поворачиваясь.
И другой ответил:
— Приятных сновидений.
Они заснули.
УДИВИТЕЛЬНАЯ КОНЧИНА ДАДЛИ СТОУНА
— Жив!
— Умер!
— Живет в Новой Англии, черт возьми!
— Умер двадцать лет назад!
— Пустите-ка шапку по кругу, и я сам доставлю вам его голову!
Вот такой разговор произошел однажды вечером. Завел его какой-то незнакомец, с важным видом он изрек, будто Дадли Стоун умер. «Жив!» воскликнули мы. Уж нам ли этого не знать! Не мы ли последние могикане, последние из тех, кто в двадцатые годы курил ему фимиам и читал его книги при свете пламенеющего, исполнившего обеты разума?
Тот самый Дадли Стоун. Блистательный стилист, самый величественный из всех литературных львов. Вы помните, конечно, как вас ошеломило, сбило с ног, как затрубили трубы судьбы, когда он написал своим издателям вот эту записку:
Господа, сегодня, в возрасте тридцати лет, я покидаю свое поприще, расстаюсь с пером, сжигаю все, что создал, выбрасываю на свалку свою последнюю рукопись. На том привет и прости — прощай.
Искрение Ваш Дадли Стоун.
Гром среди ясного неба.
Шли годы, а мы при каждой встрече опять и опять спрашивали друг друга:
— Почему?
Совсем как в рекламной радиопередаче, мы обсуждали на все лады, что же заставило его махнуть рукой на писательские лавры — женщины? Или вино? А может его просто обскакали и вынудили прекрасного иноходца сойти с круга в самом рассвете сил?
Мы уверяли всех и каждого, что, продолжай Стоун писать, перед ним померкли бы и Фолкнер, и Хемингуэй, и Стейнбек. Тем печальнее, что на подступах к величайшему своему творению писатель вдруг отвернулся от него и поселился в городе, который мы назовем Безвестность, на берегу моря, самое верное название которому — Былое.
69 
