Последние отзывы

  63  

К ужасу привратника, жуткая банда остановилась у ворот аббатства. Монах со всех ног побежал предупредить аббата, который читал вечерние молитвы в часовне.

Аббат тотчас же покинул часовню, за ним последовали Эрменгарда, Катрин и Сара и несколько монахов.

Когда они подошли к зубчатой стене со стороны главных ворот, Эрменгарда резко оттолкнула Катрин назад, предоставив Жану де Блези идти вперед одному.

Было почти темно, но некоторые из бандитов держали в руках факелы, которые бросали зловещие блики на всадников и их несчастных пленников.

— Что вам нужно? — резко спросил аббат. — И что означают эти вооруженные люди и изувеченные мужчина и женщина?

— А что означают эти закрытые ворота, мой высокочтимый аббат? — раздался в ответ голос, от которого Катрин затрепетала. Но любопытство взяло верх под страхом: она вытянула шею и через щель между крупным телом Эрменгарды и зубцом стены, на который она опиралась, в свете факела увидела бледное лицо Гарэна. Ее взгляд скользнул вниз, на тела двух ослепленных пленников, которых сбросили на землю скорее мертвых, чем живых. Она узнала их, несмотря на кровь, которая заливала их лица, и издала сдавленный крик. Это были Пакеретта и Жерве! С быстротой молнии Сара зажала рукой рот Катрин и сильно потянула ее назад. Жуткая тишина воцарилась над деревней и долиной. В тишине прозвучал спокойный голос аббата:

— Мои ворота всегда закрываются на закате, — сказал он. — Разве вы стали таким еретиком, что забыли обычаи в доме Господнем?

— Я их не забыл. Я просто хочу войти.

— С какой целью? Вы ищете убежище? В это трудно поверить, когда вы окружены вооруженными людьми.

Люди должны бросить свое оружие, прежде чем переступить порог дома Господня. Если вы хотите войти, Гарэн де Брази, вы должны это сделать… один!

Затем заговорил спутник де Брази. Его голос действовал как пила на натянутые нервы Катрин.

— Почему ты отказываешься меня впустить, монах? Я — Бегю де Перуж!

— Я знаю, — ответил Жан де Блези спокойным тоном.

— Я узнал вас. Я знаю о потоках крови, которые вы оставляете на своем пути: задушенные женщины, мертвые дети, сожженные деревни взывают к небесам как свидетели ваших темных деяний за много прошедших лет.

Вы — вредоносный сброд, а такому сброду нет сюда входа. Бросьте свое оружие, посыпьте голову пеплом и просите прощения у Господа. Только после этого вы войдете сюда. Я узнаю ваш почерк, глядя на этих несчастных, которых вы привезли с собой. Если вы хотите, чтобы я выслушал вас, то прежде позвольте моим монахам позаботиться о них.

В ответ Бегю де Перуж грубо рассмеялся.

— Ты зря расходуешь свою жалость, монах. Эти двое почитатели дьявола, да к тому же предатели. Они заслуживают того, чтобы их сжечь.

Но Гарэн начал терять терпение. Он возвысил голос, приподнявшись на стременах.

— Хватит болтать, господин аббат! Я пришел потребовать свою жену Катрин де Брази, которая укрылась в вашем аббатстве. Верните ее мне, и мы уйдем своей дорогой Я даже обещаю безболезненно и быстро прикончить этих двух негодяев, которые прятали ее и доставили ее сюда.

— Безболезненно? — повторил аббат презрительно. Вы лишились разума, господин казначей? Вы полагаете, ваш властелин простит вам то, что вы объединились с этими головорезами? И почему вы приказываете мне, как будто я ваш слуга? Вы, кажется, забыли, кто я? Во мне течет кровь более знатного рода, чем ваш, и я слуга Господа, так что идите своей дорогой. Ваша жена прибыла сюда едва живая в результате вашего с ней обращения. Она просила убежища, которое предоставляется всем несчастным, приходящим к воротам аббатства, и я дал ей это право. Она покинет это место только по своей доброй воле.

Несмотря на ужас и смятение, которые возбудила в ней ужасная участь Пакеретты и Жерве, Катрин не могла не восхищаться надменным спокойствием настоятеля. Очертания его высокой тонкой черной фигуры резко выступали на фоне ярко-красного пламени факелов. Он стоял на краю бездны, а злобные лица Гарэна, Бегю де Перужа и их воинов выглядели как исчадия ада. Он был похож на черного ангела в День Страшного Суда, встречающего грешников с распростертыми крыльями, когда он отвергает одних и приветствует других.

— Я есмь Воскресенье и Жизнь! — торжественно произнесла Сара, и Катрин поняла, что ее старый друг испытывает те же чувства, что и она. Лицо же Эрменгарды светилось восхищением и радостью. Она испытывала гордость за аббата. В его голосе звучали интонации ее древней и знатной семьи, без злобы, но и не без высокомерия.

  63