очень нудно 
128 
В мастерской, у дивана для посетителей суетился коротышка Люсьен Бассенж.
— Добро пожаловать, госпожа!
К великому сожалению, Констанция де Бодуэн именно в это утро отдала распоряжение своему слуге мсье Шаваньяну прекратить наблюдение за ювелирной мастерской Бемера и Бассенжа, поскольку оно больше не приносило реальных результатов.
Да, к сожалению… Иначе, слуга Констанции мог бы стать свидетелем завершения одной из самых грандиозных афер за всю историю Франции.
Кардинал де Роан, оставив своего личного секретаря в карете, нес в руках тонкую кожаную сумку, которой он обычно пользовался, когда необходимо было переносить документы.
Графиня прибыла на встречу с небольшим бархатным ридикюлем.
Когда кардинал и графиня уселись на диван, Люсьен Бассенж и Марсель Бемер заняли места в креслах напротив.
Кардинал положил на столик свои портфель и, расстегнув застежку, достал из него свернутый в трубку листок бумаги, прошнурованный и запечатанный личной печатью великого капеллана Франции.
Бемер развернул текст договора и радостно улыбнулся.
— Это именно то, что надо! — восторженно произнес он. — Взгляни, Люсьен. Теперь ты можешь собственными глазами убедиться в том, что мы совершили надежную сделку. Лучших гарантий, чем подпись ее величества Марии-Антуанетты, не бывает.
После этого Бемер вопросительно посмотрел на кардинала.
— Вы привезли первый взнос? Кардинал несколько надменно посмотрел на Марселя Бемера.
— Отправьте своего компаньона к моему личному секретарю, который находится сейчас в карете.
Оба ювелира — и Бемер, и Бассенж — засуетились. Бассенж немедленно отправился к личному секретарю кардинала, а Бемер, низко кланяясь, принялся приносить извинения.
— Прошу прощения, ваше высокопреосвященство. Я хотел всего лишь осведомиться о формальной стороне дела. Но, поскольку все уже можно считать улаженным, я готов немедленно принести ожерелье.
Де Роан с чувством собственного достоинства произнес:
— Сделайте одолжение.
Графиня де ла Мотт не вступала в разговор, предпочитая быть молчаливым свидетелем завершения этого фарса.
Бемер открыл сейф, предназначенный для хранения самых дорогих украшений, и достал оттуда черный бархатный футляр. Бережно держа футляр в руках, он положил его на стол перед его высокопреосвященством.
— Вот та вещь, о которой шла речь, — произнес он. — Вы можете открыть футляр. Она ваша.
Кардинал немедленно воспользовался предложением ювелира и, открыв футляр, едва удержался от восхищенного возгласа. Он долго разглядывал ожерелье, которое в лучах утреннего солнца сверкало и переливалось тысячами огней.
— Такой красоты мне прежде не приходилось видеть… — сдавленно произнес де Роан. — Неужели вы сделали все собственными руками?
— Да, ваше высокопреосвященство, — с гордостью ответил Бемер. — Мы сделали это ожерелье вместе с моим компаньоном. Оно стоило нам многих месяцев труда. Мы несказанно горды тем, что теперь оно будет принадлежать самой прекрасной и самой великой из всех королев.
Графиня де ла Мотт выразила свое восхищение более сдержанно:
— Да, оно действительно великолепно. Только королева достойна носить такое украшение.
Кардинал еще некоторое время с восторгом разглядывал ожерелье, затем положил его обратно в футляр и закрыл крышку. Передвинув футляр графине де ла Мотт, он сказал:
— Передайте это ее величеству. Остальное я отдам вам на улице.
Графиня аккуратно положила черный бархатный футляр в свой ридикюль и поднялась.
— Благодарю вас, ваше высокопреосвященство. На этом финальная часть спектакля была закончена. Однако, эпилог этой мастерски разыгранной пьесы оказался для ее участников намного драматичнее.
Кардинал де Роан, совершенно уверенный в том, что приобретенное им бриллиантовое ожерелье отправилось в Версаль, вернулся к себе домой. Здесь его ждала встреча с епископом Майнцским, который проинформировал кардинала о германских делах.
Тем временем графиня де ла Мотт отправилась отнюдь не к королеве. Ее карета в сопровождении охраны проследовала к дому графини, где ее уже дожидались законный супруг, граф де ла Мотт, и Александр де Калиостро.
Когда графиня вошла в зал, где они сидели, здесь царила довольно нервная атмосфера. Граф де ла Мотт широкими шагами мерил покои, а Калиостро курил трубку, набивая в нее одну порцию табака за другой. Увидев супругу, граф де ла Мотт тут же бросился к ней.
128 
