14 
Ножницы коснулись волос: слуга полковника отрезал у Виллему большую прядь.
«Боюсь, будет заметно», — подумала Виллему. Но ради Доминика она была готова на все.
От нетерпения она переминалась с ноги на ногу.
— Сколько сейчас времени? — спросила она, собираясь в дорогу.
— Почти полночь. Я провожу вас. Где вы остановились?
— Я дойду сама.
Виллему не думала о том, что она говорит, ей хотелось лишь одного — как можно быстрее покинуть дом полковника.
— Молодой женщине нельзя одной идти ночью по улице, — растерянно сказал слуга, держа в руке от резанную прядь.
— А я побегу. Я бегаю быстро. Прощайте!
Она ступила на брусчатку мостовой, звук ее шагов отдавался в стенах домов. К счастью, улицы были почти пусты, Виллему неслась стрелой мимо редких прохожих.
Ей бы следовало спросить, где стоит нужный ей корабль, но слуга полковника вряд ли знал это.
«Господи, только бы не опоздать, только бы не опоздать! — шептала она про себя. — Иначе зачем я участвовала в этом гнусном спектакле в доме полковника. Я должна снова увидеть Доминика, а все остальное меня не касается. Проклятие, лежащее на Людях Льда, женская стыдливость, война… Единственное, о чем я мечтаю, это надежные объятия Доминика. Мы любим друг друга, и никто не сможет отнять у нас нашу любовь.
Ведь мы даже не попрощались! А я так ждала этого мгновения… Мы должны были обняться, хотя бы у всех на глазах. Одно-единственное объятие, что может быть целомудреннее! Господи, я так ждала этого!..
Неужели, заплатив такую цену ради его спасения, я опять упущу его? Ну уж нет, я не такая! Я такая же, как Суль, как бабушка Сесилия. Мы словно заблудшие овцы из стада Людей Льда. Но ведь мы способны и на благородные поступки!» Она горько усмехнулась про себя.
Вот и гавань.
Ночью здесь было непривычно тихо. И светло — белые ночи еще не кончились. Навстречу Виллему от причала шли несколько человек. Их негромкие голоса глухо звучали в притихшем городе, мрачно затаившемся в ожидании войны.
Виллему решилась обратиться к ним:
— Простите… Где здесь шведский корабль?
Они медленно покидали гавань.
— Вон он уходит, — обернулся один из них. У Виллему словно земля ушла из-под ног.
— Нет! Нет! Ведь я должна была уплыть на нем! — закричала она.
— Очень жаль, сударыня! Теперь вам придется остаться в Дании, больше кораблей в Швецию не будет.
Они ушли. Виллему долго смотрела на крохотную точку, пока та не растаяла в темном ночном море.
Доминик был там на борту, это служило некоторым утешением. Благодаря ей он был спасен.
Но зато их разделила война.
«Доминик, любимый, как ты мог уехать от меня? Уехать, даже не простившись?
Как мне теперь быть без тебя?
Что мне делать в Дании?»
Виллему понимала, что почтовая связь между Норвегией и Данией, которая и раньше была нерегулярной, теперь может и вовсе оборваться. Пройдет много времени, прежде чем до отца с матерью дойдет весть, что она так и не доехала до Габриэльсхюса, а бабушка Сесилия и все родственники испугаются, узнав, что она решила вернуться в Габриэльсхюс, но так до него и не добралась.
У нее в запасе было достаточно времени. Она еще успеет приехать домой или к бабушке, неважно куда, до того как ее хватятся.
Она не хотела, чтобы из-за нее тревожились. Не хотела никого обманывать.
Если ей и случалось иной раз лгать родным, то это была безобидная, невинная ложь. Ложь из добрых побуждений.
Безобидная ложь! А может ли ложь быть совсем безобидной?
Но ведь она лгала редко и только для того, чтобы легче было совершить добрый поступок!
Море было бесконечно прекрасным! Корабль скрылся из виду, но Виллему знала, что он плывет где-то за линией горизонта. Ночь окутала Доминика таинственной голубовато-серой дымкой. Море манило и звало ее. Но Доминик был недосягаем.
Неужели их любовь должна на этом кончиться? Кончиться, не успев начаться?
Их мудрые родственники сделали все, чтобы не дать этой любви расцвести.
— Подождите! — крикнула Виллему вслед уходящим незнакомцам.
Мужчины остановились, Виллему подбежала к ним.
— Где здесь рыбацкая гавань?
— Вы имеете в виду рыбацкий причал?
— Да, что угодно, лишь бы там были рыбацкие шхуны.
Один из них подошел к ней:
14 
