очень нудно 
27 
— И что дальше?
— Он не хочет, чтобы ты поворачивал обратно.
Петер уставился на него.
— Что ты такое болтаешь?
И тогда Хейке расстегнул рубашку.
Петер разинул от удивления рот.
— Это… мандрагора? Господи!
— Этот корень защищал меня девятнадцать лет, Петер.
— И теперь он хочет, чтобы мы продолжали путь?
— Этого я не говорил. Я знаю только, что он согнулся в знак протеста.
— Ничего не понимаю!
— Мне страшно, — дрожащим голосом произнесла Мира. — О чем это вы говорите?
— Ни о чем.
— Я предназначен для каких-то свершений, Петер, — сказал Хейке. — Все, кому мандрагора выражала желание принадлежать, были избранниками, призванными бороться с силами зла. Пока я не знаю, что мне делать, но я не осмеливаюсь ослушаться…
— Ты полагаешь, что лес —это и есть злая сила?
Хейке посмотрел на него своими сернисто-желтыми глазами.
— А тыкак думаешь?
Петер нервозно рассмеялся.
— Во всяком случае, хорошего в нем ничего нет! — со вздохом произнес он. — Но ты прав. Повернув назад, мы вряд ли найдем верную дорогу. А лес когда-нибудь должен кончиться.
— Да, — согласился Хейке. — Вот этого я как раз и боюсь.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Петер, будучи, как всегда, начеку.
— Я хочу сказать: что-то таится в этом лесу.
Услышав это, Петер онемел. И они, не говоря ни слова, пошли дальше. Упрямый конь шел между ними, а сидящая на нем Мира зажмурилась от страха.
Настроение у них было куда хуже, чем в свое время у французов. Молодые люди были более чувствительными и не такими безучастными к окружающему, как французские дворяне. Сидя верхом на конях, французы чувствовали себя хоть в какой-то безопасности, тогда как юноши были совершенно безоружны. К тому же холодные, гнилостные испарения плотной пеленой окутывали эту заболоченную местность. Заросли плюща имели странный, болезненно-желтый цвет, свешивающиеся с деревьев лишайники были липкими и влажными.
Все это производило на юношей гнетущее впечатление, особенно на Хейке. Мира закрыла руками уши. Ничего не видеть, ничего не слышать, ничего не знать!
— Атмосфера здесь болезненная, Петер, — тихо сказал Хейке.
— Я это и сам вижу!
— Нет, я имею в виду более глубокий смысл. Помимо всего того, что мы видим, здесь есть нечто такое, чего мы не видим и что намного опаснее видимого. Лес — это всего лишь пелена.
— Пелена? Ты полагаешь, что за этой отвратительной растительностью что-то скрывается?
Хейке задумался.
— Или внутри этого леса, — медленно произнес он, — или за его пределами.
— Ты полагаешь, что мы должны выяснить это?
— Как ты хочешь.
— Нет, ты просто разбудил во мне любопытство! Я готов это сделать!
Они прошли еще немного, и Хейке снова остановился.
— Нет! Нет, я не хочу впутывать вас в это! Повернем назад!
— Ни за что в жизни, — сказал Петер. — Разве ты не видишь, что этот чертов лес уже редеет? Мы уже прошли его, не обнаружив ничего страшного!
Его легкомысленный юмор передался Хейке.
— Ладно, пойдем дальше. Это занятная прогулка, не так ли?
— Лучше и не придумаешь! — ответил Петер. — В твоем обществе не соскучишься! Уфф, не могу себе представить, как бы я себя чувствовал, если бы попал сюда один!
— Я бы тоже не хотел пережить это, — со своей медлительной рассудительностью ответил Хейке. — А теперь еще эта девушка, которую надо защищать!
Они с улыбкой переглянулись.
Но сердце у обоих трепетало от страха. Просто они не хотели показывать друг другу свой ужас и неуверенность. Лес все еще держал их за горло, хотя впереди уже показался просвет.
И наконец перед ними открылась небольшая долина, на дне которой лежала деревенька.
— Ура! — закричал Петер. — Человеческое жилье!
— Где? — спросил Хейке.
— Но разве ты не видишь? Там, внизу. Чудесная маленькая деревушка.
Мира, наконец, осмелилась открыть глаза и оторвать от ушей руки.
— Разве ты не видишь, Хейке? — спросила она. — О, Господи, наконец-то мы добрались до людей! Благодарю тебя, святая Богоматерь!
— Ах, да, теперь я вижу, — улыбаясь, сказал Хейке. — Я подумал сначала, что это просто груда камней. Но теперь я вижу церковь и все остальное!
27 
