Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
57 
— Подождите, — на своем языке произнесла она, — я что-то вижу…
Супруги испуганно посмотрели на нее, они не понимали ни одного сказанного ею слова.
Теперь Мира знала все.
Вскочив на ноги, она воскликнула:
— Скорее, господин Жено! Хейке в опасности!
Трактирщик сразу уловил, в чем дело, тогда как его жена принялась раздраженно спрашивать, почему девушка так ведет себя.
Но Мира теперь превратилась в комок нервов.
— Хейке! — кричала она им, словно они были глухими. — Пошли быстрее! Он… он… Подождите-ка, теперь я поняла! Да! Он где-то заперт, ему нужна моя помощь. Я видела знамение, я должна немедленно помочь ему!
Они ничего не понимали. Но Мира схватила Жено за руку и потянула за собой.
— Что ты делаешь? — сердито закричала трактирщица. — Ты собираешься уйти куда-то вместе с моим мужем?
Но Жено понимал, что девушка в самом деле чем-то серьезно озабочена, и вышел с ней из дома.
Его жена бросилась было за ними, но остановилась и дверях, освещенная падающим из окон светом.
— Только не в крепость! — завопила она. — Не веди его в крепость! Он один из последних оставшихся у нас мужчин!
Но Мира тянула его в другую сторону, и Жено на ходу ответил:
— Нет, мы идем на кладбище. Я понял, что она хочет.
— На кладбище? — заикаясь, произнесла его жена. — Этого только не хватает!
Они разбудили всю деревню. Во всех домах в Таргул Штрегешти в ту ночь горел свет.
Мира и Жено быстро добежали до церкви. Она даже не пыталась объяснить ему, в чем дело, ведь он не понимал ее языка, но она чувствовала, что они не одни. Маленькая, изящная девичья рука лежала на ее плече и указывала ей правильный путь.
Вскоре они были уже на кладбище, и Мира подошла прямо к мертвецкой.
— Он здесь, — крикнула она, и Жено понял, в чем дело.
Они бежали так быстро, что фонарь, который он держал в руке, несколько раз готов был погаснуть. Но все-таки он горел, и Жено поднес его к двери мертвецкой.
Им не пришлось спрашивать Хейке, там ли он — он услышал их приближение и принялся стучать изнутри. В его стуке им почудился какой-то панический страх. То, что никому не понравится быть запертым в мертвецкой на кладбище, это было понятно, но этот страх…
И это Хейке, самый спокойный из них всех!
Жено не потребовалось много времени, чтобы открыть дверь.
В проеме двери они увидели Хейке, который стоял, тяжело дыша, вцепившись руками в дверной косяк. Его лицо было взволнованным и испуганным, по щекам текли слезы, и весь он был покрыт пылью и землей.
— Что случилось? — дрожащим голосом спросил Жено. — Там, что, покойник?
— Нет, нет, — прошептал Хейке. — Просто воспоминания детства… будучи ребенком, я пять лет просидел в … тесной клетке…
— Святая Богоматерь! — прошептал Жено.
— Что такое, что случилось? — спросила Мира. И Хейке объяснил ей все по-австрийски.
— Ах, — с состраданием произнесла она. — И после этого тебе пришлось сидеть здесь! Как это ужасно!
— Хорошо, что вы пришли, — сказал он, — но теперь мы должны… Где Петер? В трактире?
— Мы думали, что он вместе с тобой, — ответил Жено.
— Нет, как видите, — с горечью произнес Хейке, в то время как Мира вытирала его лицо своей косынкой.
— Это он тебя?.. — спросил Жено.
— Да. Но он был не в себе, — пытаясь оправдать друга, сказал Хейке. — Ему хотелось удрать в крепость.
— Вот так было с ними со всеми, — пробормотал Жено. — Значит, он погиб.
— Мы должны были вместе отправиться туда, — сжав зубы, произнес Хейке, — «меченых» Людей Льда голыми руками не возьмешь! Но сначала скажи мне вот что: ты знаешь, где находится могила Ансиолы? Мы обыскали все старое кладбище.
Лицо его, с которого теперь была стерта грязь, выступало в свете фонаря во всей своей непривлекательности. Но присутствующих это больше не пугало. Они научились вслушиваться в его мягкий, густой голос, видеть в его глазах доброту и сочувствие.
Во всяком случае, Жено видел в нем спасителя — совершенно особого спасителя вымирающей деревни Таргул Штрегешти.
— Княгиня Ансиола похоронена не здесь, — медленно произнес он. — Ее не могли похоронить здесь. Она ведь была самоубийцей!
Хейке стукнул себя по лбу.
57 
