65 
Винга устала. Она совсем не могла идти, и последний отрезок пути Хейке пришлось нести ее на руках. Темнело. На землю опустился туман. Гасли последние лучи солнца.
Юноша понимал, что девушка устала не физически, а морально. Воспоминания о смерти родителей, страх перед правосудием, которое уже однажды жестко обошлось с ней, боязнь завтрашнего дня…
Слабый ветерок откидывал мягкие волосы девушки на лицо Хейке. Она словно заснула, прижавшись к мужскому плечу. И Хейке внезапно почувствовал гордость. Он ее друг и защитник. Она доверилась ему!
Но если бы о ней позаботился не Хейке, а другой парень? Наверно, тогда она так же нежно прижималась бы сейчас к другому плечу.
Горькое открытие!
Винга не спала. Она полностью расслабилась на руках у Хейке и наслаждалась его обществом.
«Хейке, как хорошо, как прекрасно быть рядом с тобой. Я хочу всегда-всегда быть рядом. Я снова хочу насладиться видом твоего тела, твоими густыми волосами на теле, которые ты так тщательно скрываешь. Твои руки зовут меня, я хочу, чтобы ты никогда не выпускал меня из своих объятий, снова мечтаю услышать твой глубокий голос с иностранным акцентом…»
И тут она поняла, откуда эта усталость. Вовсе не от заседания суда или бесконечно долгого дня. Она безнадежно влюблена в Хейке. Но ему все равно. Она просто-напросто опозорилась. Хейке хотел научить ее женской сдержанности и стыдливости. А она думала только о том, как совратить парня.
А если ему не понравилось? Если он считает ее навязчивой? Она начинала понимать, что Хейке должен прийти к ней сам. А она ведет себя слишком активно. Ей так хотелось получить его! Ей надо выбросить его из головы, из сердца. Им ждать еще целый год. Да нет, больше. Он сказал — пока ей не исполнится восемнадцать. Так что терзать себя несбыточными мечтами?
«Думай лучше о своем будущем, Винга! — приказала она сама себе. — Об Элистранде, о борьбе за свое родовое гнездо!»
Сразу стало легче. Она словно освободилась от лишней тяжести.
Вот они и добрались. Хейке отпер дом прекрасного, но небольшого дома. Потом отнес девушку в ее комнату, помог раздеться.
Винга открыла глаза. Хейке сразу собрался, чтобы противостоять ее очарованию. Но Винга и не думала его соблазнять.
— Спасибо, Хейке! Спокойной тебе ночи! Казалось, юноша должен был обрадоваться. Но ему стало горько.
— Что ж? Ты не собираешься заманивать меня в свои сети? Не хочешь, чтобы я встал перед тобой на колени?
Повернувшись, она взглянула на него своими честными, серьезными глазами.
— Нет, — только и сказала она. — У меня нет никакого желания. Пойми, это не кокетство. Я понимаю теперь, как на это реагируют другие.
Она повернулась к стене, собираясь заснуть.
Хейке еще никогда не чувствовал себя таким опустошенным. Ни разу за всю свою жизнь!
На следующий день наступил черед Сёренсена допрашивать Вингу. Напомним, что он защищался сам.
— В то время тебе исполнилось двенадцать, — начал он, растягивая слова. Он намеренно произнес двенадцать, а не тринадцать. Двенадцать — совсем детский возраст.
— Да, примерно, — отвечала Винга.
— И многое ли ты помнишь о том времени?
— Смотря что вы имеете в виду. Вам, наверно, будет совсем неинтересно слушать о котятах Потифаре и Потиморе, о трехлетнем соседском мальчишке, что вечно писался в штаны?
Зрители прыснули. Сёренсен побагровел от злости. Председатель суда постучал молоточком.
— Ты помнишь Анну Пешдаттер?
— Конечно!
— Как долго она работала у вас в Элистранде?
— Столько, сколько я себя помню!
— То есть очень долго?
— Да.
— Ей нравилось у вас?
— Думаю, да. — Винге показалось, что Сёренсен задал глупый вопрос. Просто пристает по пустякам.
— Так можно сказать, она хорошо относилась к вашей семье?
— Естественно.
— И она могла бы на все пойти ради вас?
— Не сомневаюсь.
— Что ж, это все.
«Черт», — одновременно подумали Менгер и Хейке. Смысл, во всяком случае, был именно таким.
А Винга не заметила, как оплошала. Ей хотелось говорить о людях только хорошее, особенно о верных работниках Элистранда. В этом заключалась ее ошибка.
Пока Сёренсен не заговорил снова, она ни о чем не подозревала. А он подчеркнул, что после заявления Винги показания Анны Пешдаттер потеряли свою достоверность и могут быть вычеркнуты из протокола заседания. Большинство судей были согласны.
65 
