очень нудно 
47 
Прости за такую откровенность. Но ты ведь просила об этом. И тебе нечего бояться, ведь стоит мне вернуться домой, и я стану таким же замкнутым, как и прежде. Возможно, еще более замкнутым, потому что тьма над моим разумом сгущается.
Помолись своей Мадонне, чтобы она берегла вас всех!
Преданный тебе Микаел».
Прочитав это письмо, Анетта сложила его дрожащими руками.
— О, Господи, — прошептала она. — О, милосердный Небесный Отец, что мне делать? Надо ли мне писать ему?
Да, она должна была написать. Она знала, что через несколько дней в армию отправляется связной.
И в крайнем волнении она написала:
«Мой дорогой супруг!
Спасибо за твое теплое письмо, оно меня очень обрадовало! (Можно ли было так писать? Не звучало ли это слишком несдержанно? Да, так можно было писать! )
У нас здесь все в порядке. Доминик часто спрашивает о тебе. А Тролль скучает по тебе, это совершенно ясно: когда ты уехал, он обыскал все комнаты.
Я тоже сожалею о том, что ты не рассказал мне о своих душевных трудностях. Я знаю, что я беспомощна в этих вопросах, ведь все это навалилось на меня так внезапно, и я не знаю, с чего начать. Не кажется ли тебе, что было бы лучше обратить лицо к Богу? Передать все в его руки. Я знаю, что ты не особенно богобоязненный, и это очень огорчает меня. Но я прошу рассказывать мне обо всем, что мучает тебя. Возможно, это будет сделать легче, когда мы далеко друг от друга…»
Оставшаяся часть письма была болтовней о доме и о саде — но она не осмелилась даже словом обмолвиться об их отношениях.
Ее письмо вызвало у Микаела смешанные чувства. Она назвала его трудности душевными. В этом слове был оттенок религиозности. Он же сам не видел ничего религиозного в тех страшных картинах, которые преследовали его в жуткой пустоте. Или это были всего лишь сновиденья? Все больше и больше его одолевала тоска по этому жуткому сновиденью, поглощающему его бесцельные поиски и возвращающему ему утраченную благостную тишину.
Почтовое сообщение было в то время, естественно, неважным. Письма из одной страны в другую отсылались лишь с курьерами из королевского штаба. Так что следующее письмо, полученное Анеттой, было в пути очень долго. К своему изумлению она обнаружила, что с нетерпением ожидала его.
«Дорогая Анетта!
Знаешь, где я теперь? В Зеландии! Его Величество предпринял то, что все считали невозможным: 30 января 1658 года он вместе со своей армией переправился по льду через узкий пролив на остров Фюн, а оттуда в Лангеландию и Лоландию, после чего, всего через две недели, мы оказались в Зеландии. Он привел с собой 6 000 всадников и 2 500 пехотинцев. Можешь поверить, это было фантастическое зрелище: длинная процессия, идущая по льду.
Дядя Габриэл ехал в санях самого короля. Нам повезло, потому что внезапно ударил сильный мороз, иначе мы бы не были сейчас здесь. Находясь в Зеландии, я испытываю противоречивые чувства, Анетта. У меня есть здесь родственники. Молодой Танкред Паладин находился, возможно, в тех войсках, которые мы разбили в Ютландии. При мысли об этом мне становится не по себе, и если бы я мог, я бы съездил к нему домой, в Габриэльсхус. Это все, что я хочу, сидя здесь, в нетопленном доме. Но я не могу этого сделать — и не потому, что я образцовый солдат, хотя понятия о солдатской чести у меня имеются. Ведь я могу оказаться столь же достойным порицания, как один высокопоставленный датчанин, служащий нашему королю. Его зовут Корфитц Ульфельдт, и он, разумеется, оказывает неоценимые услуги королю Карлу Густаву, зная все о своем прежнем отечестве. Он просто кипит ненавистью и жаждой мести по отношению к датскому королю, подобно тому, как его жена Леонора Кристина точит зуб на королеву.
Конечно, я нахожусь в ином положении, поскольку я наполовину норвежец, наполовину немец, а вырос в Швеции. Но мне кажется, что я не мог бы изменить Швеции, которая так много сделала для меня и где находится, собственно, мой дом.
Нет, это не единственное мое желание. Я тоскую по своей маленькой семье, чувствую ответственность за всех вас. И в то же время так чудесно сознавать, что в Швеции вы все в безопасности. Очень мило с твоей стороны, что ты хочешь помочь мне в моих трудностях. Чем ближе мы друг другу, тем труднее нам разговаривать. Ты стала мне гораздо ближе, чем была раньше. Но не мы одни переживаем такое: расстояния сближают людей.
Дорогая моя супруга, как я осмелился написать все это? Возможно, именно в силу разделяющего нас расстояния. Никто из нас не испытывает никакого принуждения, никакого давления. Хочу сказать тебе, что пару недель назад я случайно услышал голос, говорящий с тем же акцентом, что и у тебя: это был, скорее всего, пленный французский солдат. В тот миг я ощутил горячую тоску — и я был счастлив. Да, Анетта, так оно и было, я должен сказать тебе об этом, даже если тебе это безразлично.
47 
