158 
Красная дорога, безумно-голубое небо, чёрные хищные силуэты кружат в нём.
Лайонел Биккерст, семнадцати лет, любитель писать акварели, тонкий ценитель прекрасного. Его тело лежит в пыли, лицом вверх, новенький мундир чёрен от крови. Большая го лошеяя птица, красиво спланировав, садится на его изрешеченную пулями грудь, метит кривым клювом в остекленевший глаз…
Веттели скрипнул зубами, в глазах неожиданно стало мокро, что-то сдавило горло. Рука сама выхватила риттер, всадила пулю в белый свет. Точнее, в трубу напротив, брызнула кирпичная крошка. «О! И у меня тоже нервы», – подумалось отстранённо и вяло.
– Зря потратились, лейтенант, – чтобы заставить голос звучать ровно и насмешливо, пришлось приложить усилие. Не хотелось выказывать эмоции перед врагом. Да, теперь Токслей стал для него не просто противником, а самым настоящим врагом, которого, во что бы то ни стало, нужно не задержать, не обезвредить, передав в руки правосудия, а уничтожить. Выбора тут нет.
– Зря, – откликнулся Фердинанд, зло рассмеявшись. – Что называется, ирония судьбы. Я, можно сказать, расчистил места для парней из других рот, а сам остался не у дел, потому что именно вы, назначенный в нашу роту, сподобились выжить.
– Это не ирония судьбы, – возразил Веттели серьёзно. – Это высшая справедливость.
– Ах, не городите вздор! Нет на этом свете никакой справедливости, не было и не будет никогда, пока существуют твари вроде вас. Вы непотопляемы! Сама судьба приберегает для вас тёплые местечки, а на простых смертных ей просто плевать!
– Пятьдесят четыре, – последовал ответ.
– Что – пятьдесят четыре? – не понял Токслей.
– Нас было пятьдесят четыре в том выпуске. Пятьдесят три нашли тёплое местечко на Гуалад-ир-Хав, или куда там ещё отправляются мёртвые? И если бы я не встретил вас в Баргейте, меня уже убило бы семейное проклятие, как убило перед этим моего сорокалетнего отца – должно быть, он тоже был большим «любимцем судьбы». Так что я жив только благодаря вам лейтенант! Разве не забавно?
– Ничего, – мстительно откликнулся тот. – Как раз эту свою оплошность я сейчас попытаюсь исправить.
На этом переговоры закончились, боевые действия начались.
Они долго-долго старались друг друга убить – одинаково быстрые, ловкие и меткие, сно ро вистые в искусстве отнимать чужие жизни. Если исключить вмешательство богов, проиграть при таком раскладе должен тот, кто первым устанет и ослабнет, или утратит выдержку и начнёт творить глупости, или расстреляет все патроны. Чтобы победить, надо взять противника измором. Именно этим они и занимались, пугая сов, летучих мышей, юрких брауни и других мелких обитателей чердака.
«…А полицейские с той стороны, наверное, уже заскучали, глядя на нас, – подумывал Веттели, экономно отстреливаясь. И ещё вдруг в голову пришло, – Мы своей пальбой мешаем вести уроки». Мысль показалась забавной: «Нашёл о чём беспокоиться в трудную ми нуту! Уж не превращаюсь ли я в настоящего педагога?! Упасите добрые боги!»
Тут боги, должно быть, оскорбились, что их помянули всуе, и следующая пуля больно сорвала кожу с его плеча, и без того многострадального – в Такхемете из-за него чуть не помер. «Идиот, – отругал себя лорд Анстетт, – внимательнее надо быть! О себе не думаешь – подумай о других. Очень им будет интересно тебя оплакивать!»
Веттели придерживался тактики «глухой обороны» – ему было важно, чтобы перестрелка не перешла в ближний бой. Токслей, сознавая своё физическое преимущество, стремился достигнуть обратного. Проще говоря, один упорно и бесстрашно атаковал, другой отступал, прятался за поворотами, укрывался за стояками, и трубами и огорчался, что люди смотрят, а он име ет такой негероический вид. Да ещё и в голове стало попискивать: «Ох, ну что вы тянете? Дай уже ему, наконец, как следует! Долго ещё? А то я проголодалась». «Долго, – заверил он. – Успеешь слетать на ку хню». Он никуда не спешил.
Зато Токслей явно начинал нервничать, должно быть, опасался, что на шум выстрелов яви тся полиция. И настал, настал-таки момент, когда осторожность он потерял. Не учёл того, что тактику свою противник может и поменять. За что и поплатился сполна: одна пуля пробила кисть руки, вторая попала в бедро, и не могла не задеть кость. Лейтенант взвыл, и навзничь, че рез балку, рухнул в чердачную пыль. Она заклубилась вокруг, резко пахнуло мышами.
158 
