11 
Семья Скогов жила в одном из лучших домов, предоставленных пленным шведам. Однако это был, конечно, не более, чем барак, и сколько семей тут было, трудно сказать. Они пытались поддерживать в доме определенный стиль, насколько это было возможно в таких условиях. Но после тяжелых лет на чужбине для Венделя это было словно возвращение к настоящему домашнему очагу. После визита он пошел домой в жалкую избушку, где жил с другими рядовыми. Пурга, бушевавшая в городе, предвещала потепление. Это было бы кстати, поскольку холода стояли довольно долго. Вендель должен был бы мерзнуть в своей одежонке, но ему не было холодно. Его ступни словно не касались земли. Вернувшись домой, он сразу же отправился в свою мастерскую. Здесь он только что начал работать над небольшим кожаным кошельком. Он собирался было продать его, но теперь передумал. Его получит Мария, она и никто другой. А он сделает такой красивый узор, подобного которому не видел никто.
Вендель трудился всю ночь и заснул над своей работой. После этого днем он должен был помогать на строительстве башни в городе, которая уже получила название «шведской». Ей было суждено сохранить это название, и она стоила здоровья шведам-соратникам Карла XII. Как и ожидал Вендель, погода переменилась, пурга вызвала потепление, но дуло так же сильно. Пожалуй, можно было бы работать, но у Венделя не было времени. Он страшно кашлял, когда пришли надсмотрщики, чтобы отвести их к месту работы. Он попросил оставить его дома, всего на один день. Видимо, он выглядел плохо после ночного бодрствования и надсмотрщики уступили. Так он смог продолжить работу над кошельком. Она заняла целую неделю, зато кошелек получился очень красивым — с рельефными небесно-голубыми и золотыми узорами и очень сложной застежкой.
Каждый вечер Вендель бежал к дому, где жили Скоги. Он словно бы случайно проходил мимо. Однажды он встретил ее, когда она спешила домой, спрятав руки в меховую муфту. «Я должен сделать ей муфту», — сразу подумал он. Он снял шапку и почтительно поклонился. Мария недоуменно смотрела на него одно мгновение, затем узнала и приостановилась. Она протянула ему свою ручку, которую Вендель с трудом отпустил. Правда, это ему удалось сделать в рамках пристойности.
— Спасибо за гостеприимство, фрекен Мария, — сказал он вежливо, потому что в этом он упражнялся. После этого он запнулся: — Эээ… Это… сегодня прекрасная погода.
Это было не так, но она согласилась, так как тоже не знала, что сказать. Они немного постояли в растерянности, затем она сделал движение, чтобы идти дальше.
— Ну, я, пожалуй… — сказала она нерешительно. «Боже, помоги мне, сделай так, чтобы она осталась», — умолял про себя Вендель. Но Бог не помог.
— Передайте привет матушке и бабушке, — с отчаянием и запинаясь произнес Вендель. Она кивнула и исчезла.
Кошелек… Как бы мог он вручить его ей подобающим образом? Так, чтобы это выглядело как подарок девушке из знакомой семьи, и в то же время так, чтобы она поняла, какая таится за этим любовь? В душе он надеялся на то, что его пригласят опять. Тогда было бы простым делом сказать как бы между прочим: «У меня с собой маленькая вещица, которую я мастерил в свободное от работы время. Не желает ли фрекен Мария иметь такую?» Это никого бы не шокировало. А она была бы в восторге и благодарила бы его с сияющими глазами. И она бы вспоминала о нем всякий раз, как брала кошелек, чтобы заплатить.
Но его больше не приглашали к Скогам. Наступила весна. Ветер из тайги становился все мягче. Прилетели перелетные птицы, и за городом начали распускаться редкие, но яркие полевые цветы. Однако Вендель не видел их, потому что не бывал за городской чертой. Он только ощущал весеннее брожение в крови, которое мучит влюбленного всегда, когда желанное недосягаемо. Никогда раньше юноша не посещал такое количество собраний, церковных служб, совещаний (куда женщинам вход был закрыт), используя любую мыслимую возможность для встречи с Марией Ског. Он, конечно, иногда видел ее, это было неизбежно в таком небольшом городе. Он, конечно, порой перекидывался с нею несколькими словами. Но иногда у него не было с собой кошелька, и он мог из-за этого только сокрушаться. А иногда он просто не осмеливался. Он ходил, придерживая кошелек в кармане пальцем, и испугался, увидев, каким грязным стал кошелек. Он очистил его и освежил краски, но после этого не решался брать с собой постоянно. У него было тяжело, очень тяжело на душе, его жизнерадостность исчезла. Он больше не шутил так охотно, как раньше, со своими товарищами. Он стал другим Венделем Грипом, не тем, каким его знали. А затем… Шанс, о котором он мечтал, представился совсем неожиданно.
11 
