очень нудно 
25 
— Шира сможет, — сказал Вассар. — Если она освободилась от льда, она сможет и это.
— Я и слышать об этом не хочу, — запротестовал Ировар.
Но Сармик испытующе посмотрел на девушку.
— Она сможет, — тихо сказал он. — A Map безо всякого труда двигается по скалам, поскольку именно камень — царство Шамы. Map может перемещаться по почти отвесной стене. А как же быть с нашим молодым гостем из другой страны? С таким талисманом ты тоже можешь творить невероятное.
— Не думаю, что мне следует слишком злоупотреблять моим талисманом, — улыбнулся Даниэль. — Да и Ширу следует поберечь для выполнения ее миссии. Не сможет ли Map сделать все один?
— Нет, ему нужна будет помощь, чтобы сдвинуть валуны.
Ни Ировар, ни Даниэль не хотели отпускать Ширу вместе с этим монстром. Ировар сделал последнюю попытку.
— Мы строим планы. Но спросил ли кто-нибудь из вас, что думает Шира? Ведь она за все время и слова не сказала.
Наступила тишина, все ждали, что ответит Шира. Она улыбнулась сдержанной, грустной улыбкой.
— Всю жизнь я знала, что меня что-то ожидает. И мне кажется, я даже чувствую облегчение оттого, что мне уже больше не надо ждать. Признаю, что это меня пугает. Меня страшно пугает мысль о Горе четырех ветров и о том, что меня там ожидает. И особенно то, что и потом никакого просвета не будет. Но как вы и сказали: давайте начинать сразу. Таран-гайцы — это и мой народ, и если я могу быть полезной, я согласна. Мысль перегородить проход валунами кажется мне разумной. Я готова.
В комнате раздался вздох облегчения.
— Пошли, — мягко сказал Сармик. — Я немного провожу вас. Даниэль! Не хочешь ли составить мне компанию?
Он открыл дверь, и они увидели холодную, освещенную луной равнину, а потом и злобную улыбку Мара — он смотрел на Ширу, когда она проходила мимо него. Наконец она скользнула за дверь, при лунном свете похожая на тень, ее способность сливаться с природой вокруг себя была поистине удивительной. И никогда еще эта способность не казалась столь очевидной, как этой ночью.
Они стояли высоко на гребне скалы, неподвижные и серые — как камни вокруг: Сармик, Map, Шира и Даниэль. Сармик что-то говорил Мару. Шира и Даниэль стояли чуть поодаль.
Даниэль обратил внимание на то, что она все время робко посматривает на Мара. Непостижимый таран-гаец действительно приковывал к себе внимание. На голову выше Сармика, с раскосыми глазами, как бы светящийся голубоватым светом — вокруг него было облако холода, с острыми ушами, торчавшими в черных спутанных волосах. Хищник на двух ногах.
Он слушал Сармика с холодной, равнодушной ухмылкой, отвернув лицо в сторону, как будто предостережения вожака ничего не значили. Прекрасно сложенное кошачье существо, в полном покое, но постоянно готовое к прыжку…
Как демон, полузверь, получеловек.
— Он заворожил тебя, Шира.
Спокойное утверждение Даниэля заставило ее вздрогнуть.
— Нет, совсем наоборот! Он вызывает у меня отвращение.
— Иногда это одно и то же, — пробормотал Даниэль. Шира отогнала от себя образ Мара и застенчиво улыбнулась Даниэлю.
— А ты, Даниэль? Ты мало рассказал мне о себе. У тебя есть невеста?
— Нет, у меня пока не было на это времени.
— Ну ведь мы примерно ровесники, ты и я. И большинство мужчин твоего возраста уже давно обзавелись женами.
Даниэль пожал плечами.
— Ну, я, конечно, иногда болтал с девчонками, может, кто-то из них меня и интересовал. Иногда мечтал о ком-то… Но серьезно никогда не влюблялся.
Она кивнула, как бы пытаясь понять.
— А девушки в твоей стране… Они красивые?
Он пожал плечами:
— Что я должен тебе ответить? Что по сравнению с тобой они кажутся большими и неуклюжими и чересчур земными? Да, действительно, но было бы несправедливо по отношению к ним думать так. Ведь Шира только одна на свете.
Она ничего не ответила, но лицо ее вновь стало печальным.
Она была несказанно красива в своей хрупкости, настоящее эфирное создание. Кто сказал, что красота часто производит болезненное впечатление? Кто-то из его родственников. Он не помнил точно. Теперь он понимал, насколько это верно. Чувствуешь боль, когда видишь таких, как Шира. Хотелось плакать, он чувствовал, что вот-вот лопнет от бессилия, он хотел бы поднять ее перед всем миром и показать это чудо — и все равно хотел бы сохранить это сокровище для себя. Он знал, что запомнит этот миг навсегда, он хотел сохранить воспоминание о ее удивительных миндалевидных глазах, которые так беззащитно, с мольбой смотрели на него, он мог бы отдать жизнь за то, чтобы она смогла избежать ожидающую ее неизвестность.
25 
