Последние отзывы

  106  

— Ты что разорался, любезнейший? — пожалуй, старый волхв, хотя бы в силу древнего возраста, заслуживал большего почтения, но очень уж он рассердил Романа Григорьевича своим плевком. — Посторонись, дай пройти.

Старик стал грудью:

— Не пущу! Прочь, прочь, пока живы! Легкой добычи захотелось? Сладкой жизни возжаждали? А старых, исконных богов позабыли, отвернулись? Прочь!

Ну, что до богов, тут волхв был прав. Ни старых Роман Григорьевич толком не помнил, (разве что по именам мог несколько штук назвать, самых известных, вроде Перуна или, там, Велеса) ни новых путём не знал — не принято было уповать на богов в роду Ивенских. Но насчёт всего остального он мог поспорить.

— Вот что, старче, — отчего-то он вообразил, что именно такое обращение будет для волхва наиболее подходящим, — добычу оставь себе, вечную жизнь тоже. Единственное, что интересует нас, это путь на Буян, и ты этот путь знаешь. Так сделай милость, мудрый человек, укажи, — он решил подбавить в дёготь ложку мёда. — Иначе…

— Что — иначе? — искривил тонкие губы волхв. — Угрожать мне вздумал, пащенок?

— Иначе сами найдём, — игнорируя «пащенка», сохраняя внешнюю невозмутимость (а что было делать, не в драку же лезть со стариком?) объявил Роман Григорьевич с великолепной уверенностью, непонятно, на чём основанной. — Но тогда уж не обессудь, если мы случайно в твоей крепости что-нибудь испортим. Сам будешь виноват.

Волхв гневно расхохотался ему в лицо.

— Да вы в моей крепости без моей на то воли и шагу не ступите, человечишки, не то, что Путь открыть!

Спорить Роман Григорьевич больше не стал — какой смысл. Просто пошёл вперёд, представления не имея, что из этого получится. Шаг, второй, третий…

Получилось!

Сверкнула молния, сорвавшись с навершия жезла — отскочила. Земля разверзлась провалом — воздух удержал. Языки пламени взметнулись из-под ног — лизали, но не жгли. Огромная волна хлынула с моря — и распавшись надвое, отступила назад. Стая белых птиц упала с небес атакующим клином — и она рассыпалась, разметалась перьями… «Воюй, сыне! Всё одно, тебя не остановить, управы вас нет!» — не так ли дедушка-Ворон говаривал?

Волхв отступил. Посох бессильно выронил, синий, пылающий гневом глаз притушил, сгорбился по стариковски, будто ссохся весь, и задышал тяжко — худая грудь ходуном заходила.

— Ведьмак? По мою душу пришёл? Что ж, одолело молодое зло старых богов… Губи!

Опять не тем боком поворачивался разговор!

— Дед! — простонал Роман Григорьевич горестно, ему решительно не хотелось никого губить, а хотелось сесть на землю и может быть даже поплакать, очень уж скверно и тошно стало вдруг, будто саму жизнь из тела вытянули. — Даром мне твоя душа не нужна, я за Кощеевой пришёл!

— Как так — за Кощеевой? — вдруг опешил старец, и задыхаться вмиг перестал. — Так ты, выходит, Иван, что ли?

— Я, выходит, Серый Волк, — поправил Роман Григорьевич и поморщился: до чего же глупо звучит! — А Иван — вот он! — кивнул на Листунова.

Старик с досадой хлопнул себя ладонями по бокам.

— Так что ж вы сразу-то не сказали? Стал бы я на вас время да силы тратить! Явились — ну и ступайте себе, хоть на Буян, хоть в Тридевятое Царствие! К чему занятого человека (Надо же, человеком себя считает!) от дел отрывать?

— Нет, а кто на нас первый с палкой кинулся?! — возмутился Удальцев, видя, что Роман Григорьевич давать наглецу отпор не обирается, только стоит, пошатываясь, и моргает утомлённо (надо отдать старому волхву должное — он приходил в себя куда быстрее, чем молодой ведьмак).

— Чадо неразумное, неучёное! То не палка, то жезл Свентовитов! — презрительно бросил волхв. — Ступайте уже своей дорогой, надоели! — из грозного старца-воителя он на глазах превращался в сварливого дедка.

— Путь покажи, — напомнил Ивенский.

— Сам не видишь, что ль? — удивился старик.

И тогда Роман Григорьевич увидел. Будто узкий, вопреки законам природы извилистый луч света протянулся от ворот, мимо капища, очень древнего на вид, мимо статуи четырёхликой, на четыре стороны смотрящей, прямо к острому носу Арконы, и дальше по воздуху далеко в море.

…Вот оно — настоящее испытание! Попробуй-ка, шагни с обрыва в два десятка саженей высотой, особенно если никакого путеводного луча в глаза не видишь!

  106