Последние отзывы

  12  

Ивенский-старший вгляделся в лицо сына внимательнее, заметил под носом не до конца смытые следы подсохшей крови.

— Да ты сам здоров ли, милый мой?

— Здоров и весел, как двуглавый конь Македонского Бицефал! ^[4]— заверил сын бодро. — Но знаешь, я теперь отправлюсь к себе, и обед мне пусть подадут в постель, — в боку неприятно кололо, и он начинал сомневаться, не сломал ли при падении ребро.

Весь оставшийся день он пролежал на старом своём старом сафьяновом диване со сборником путевых заметок о странах Передней Азии в руках. Но чтение отвлекало плохо. Тревога не давала покоя Роману Григорьевичу, он ждал беды и на чём свет бранил себя, зачем ему, превратившемуся в магнит для несчастий, пришло в голову заявиться в родительский дом. Бежать надо было, скрыться подальше от людей, чтобы никто от близости к нему не пострадал… Но за окном выл ледяной бесснежный ноябрь, и бежать было некуда. Тем более, что ничего рокового больше не случилось, только у дивана подломилась задняя ножка, и прислуга, подавая обед, едва не обварила его высокоблагородие супом — Роман Григорьевич уже и расстраиваться не стал. Ему пришло в голову: а нет ли таинственной связи между чередой его невезений и следственными действиями в доме убиенного мага? Почему-то эта мысль его успокоила, и он задремал.

Вот так бездарно провёл выходные господин второй сыскной пристав.

Для нового его помощника день сложился много удачнее. Пробудился Тит Ардалионович в прекрасном настроении. Воспоминания о первом дне службы приятно будоражили душу, то, что пугало вчера, сегодня представлялось чрезвычайно увлекательным. Правда, к удовольствию примешивалась досада на собственные нервические реакции, казавшиеся теперь совершенно неоправданными. Желая загладить мнимую вину, юный Удальцев решил пренебречь отдыхом и посвятить праздничный день службе. В блокноте его было выписано десятка три имён с адресами последних клиентов покойного, коих надлежало опросить по делу. Имена были самыми простыми, из мещан и мелких купцов. Роман Григорьевич решил, что с допросом лиц столь незначительных в состоянии справиться даже неопытный младший надзиратель. Только одно имя в этой череде стояло особняком: графиня Золина Е. К., адрес деликатно не указан.

— Можно подумать, это такой большой секрет! — отчего-то рассердился вчера Ивенский, да так, что даже бледные щёки порозовели. — Особняк на Моховской, тот, что с кариатидами и львами, знаете его?

— Так точно, ваше высокоблагородие, хорошо знаю, — подтвердил Удальцев, в который уже раз позабыв, что Роман Григорьевич велел обращаться без чинов.

— Вот и прекрасно, — одобрил тот. — В понедельник поутру отправляйтесь на Моховскую, постарайтесь разузнать, что сможете. А моей ноги в том доме больше не будет никогда! — и, помолчав, добавил непонятно. — Я рассчитываю на вашу скромность.

Чем графиня Золина Е.К. так насолила господину второму приставу, для Удальцева осталось тайной, притом интригующей, поэтому понедельника он дожидаться не стал.

…У дверей особняка его встретил швейцар очень необычного вида: в невероятно старомодной ливрее с золотым шитьём — Тит Ардалионович даже не представлял, что этакая древность где-то ещё может быть в ходу. Пожалуй, он смотрелся бы комично, когда бы не был так неприступен и мрачен.

— Младший надзиратель сыскного управления Удальцев, по делу об убиении мага Понурова, желаю видеть графиню Золину, — с излишней суровостью в тоне отрекомендовался Удальцев, ему было очень неуютно под снисходительным взглядом важного слуги.

— Сыскных не велено принимать, — надменно бросил швейцар.

— Ступай и доложи! — ледяным голосом, невольно копируя интонации нового начальника, приказал юный инспектор. — Дело государственной важности, отлагательства не терпит! — и, набравшись наглости, — да долго ли ты будешь меня на пороге держать? Не лето на дворе!

Щвейцар нехотя пропустил визитёра в переднюю. Спустя минуту до него стали долетать обрывки фраз.

— … из сыскного? — едва ли не испуганный женский голос. — Ни в коем случае… дома нету… больны…

— …совсем другой… государственной важности… убийство… — бас швейцара.

— Убийство? Ну, тогда проси… кабинет Михаила Борисовича…

Обстановка в кабинете хозяина дома, куда был препровождён Тит Ардалионович, удивляла своим аскетизмом. Право, даже холодная передняя в этом доме выглядела богаче, по крайней мере, в ней имелась большая фарфоровая ваза на кованой треноге, расписанная цветами и драконами. Прибежище же графа вовсе не имело никаких украшений, разве что старый учениический глобус с глубокой царапиной по нулевому меридиану, а ложе его было застелено клетчатым британским пледом такой скучно-серой расцветки, что Удальцев сначала принял его за солдатское одеяло.

  12