161 
Один только господин Мерглер отчего-то не разделял общей скорби. Прохаживался туда-сюда, заложив руки за спину, будто на прогулке, и чему-то улыбался в усы.
На белый снег медленно оседала серая пыль.
А когда её клубы рассеялись, и на месте безобразного дома стала видна не менее безобразная куча строительного хлама, удивительным образом проросшая свежей зеленью — это средь зимы-то! — к Листунову подошёл околоточный надзиратель.
— Ваше благородие, как дальше-то быть? Станем завал разбирать, доставать тела убиенных? А то, может, не стоит? Больно уж место колдовское, опасное. Подпались всю эту кучу с четырёх сторон — вот и будет им погребальный костёр, по дедовскому обычаю. А? — околоточный просительно заглянул Ивану Агафоновичу в глаза.
Ответить пальмирец не успел.
— Я те подпалю, я те подпалю, мерзавец! Ишь чего выдумал! — беззлобно ругаясь, подскочил милейший Аполлон Владимирович, удивительно бодрый и оживлённый, будто никакой трагедии не случилось. — Начинайте разбирать, да аккуратнее. Вон, мужичков приспособьте, что даром стоят? — он кивнул в сторону зевак.
— Слушаюсь, ваше высоко… — начал было околоточный, да так и замер открыв рот, уставившись на развалины круглыми глазами.
Развалины шевелились, сами собой расползались в стороны. Листунов похолодел от ужаса — ему представилось, что оттуда, из-под завала, лезет чудовище, огромное и непременно плотоядное. Рука непроизвольно дёрнулась к револьверу.
Но оружие не понадобилось. Потому что не чудовище вылезло (хотя, это с какой стороны посмотреть), а коллежский советник Ивенский, агент по специальным поручениям Особой канцелярии, живой и невредимый, если не считать нескольких ссадин и чёрного синяка под глазом.
— Ну, что я вам говорил? — спросил господин Мерглер с торжеством, хотя на самом деле он не говорил ничего.
Удальцев вскочил, бросился к своему дорогому начальнику с криком:
— Роман Григорьевич! Вы живы? Вы… вы не призрак? — очень уж тот был бледен и страшен.
— Ах, да какой там призрак! — отмахнулся тот, осторожно ощупывая лицо. — Я сущий труп! Мне, похоже, глаз подбило. Это перед папенькиной-то свадьбой! Тётушка Аграфена Романовна будет мне пенять: отец в кои-то веки женится, а сын в таком виде! Что за невезение, право!
Пошатываясь, он добрёл до полицейских розвальней, повалился в них и приказал, лёжа:
— Надо отрыть господина Кнупперса. Он где-то там, под домом, возится, стонет и кричит «Кыш, кыш, пшла, окаянная!» Похоже, от испуга повредился умом, осторожнее с ним!
— Отроют, отроют, никуда не денется, — пообещал Аполлон Владимирович, укрыл Романа Григорьевича меховой полостью и увёз. А подчинённые остались добывать господина Кнупперса из-под замшелых руин.
…Дор огой силы окончательно покинули Романа Григорьевича, довольно долго он пребывал в состоянии бесчувственном и не знал, что происходит вокруг. Очнулся от звуков родного голоса.
— Господа, вы уверены, что он не умрёт? Скажите правду, прошу вас, — спрашивал папенька с тревогой, и гладил его по волосам дрожащей рукой.
— Ах, ваше высокопревосходительство, напрасно вы так волнуетесь, — отвечал бодрый голос Мерглера. — Роман Григорьевич человек молодой, здоровый, да ещё и ведьмак — ну с чего бы ему умирать? Не сегодня-завтра очнётся.
И ещё один голос, лекарю Ивану Тихоновичу принадлежащий:
— Вашими бы устами, да мёд пить, милейший Аполлон Владимирович! Как будто вы не знаете, к чему приводит магическое истощение такой степени!.. На вашем месте, господин Ивенский, я бы готовился к худшему.
«А, чтоб ты пропал!» — выругался Роман Григорьевич мысленно. А вслух взмолился жалобно — иначе пока не получалось:
— Папенька! Бога ради, не надо готовиться к худшему! Не стану я помирать, мне же интересно посмотреть, как вы в кои-то веки женитесь! И не надейтесь, что я пропущу столь редкостное событие, такого удовольствия я вам не доставлю!
Из груди генерала Ивенского вырвался вздох облегчения, он даже не стал пенять сыну, что тот несёт околесицу при посторонних.
— Ну, что я вам говорил! — победно воскликнул Мерглер.
Роман Григорьевич ошибался: хоть и пережил господин Кнупперс ужасное потрясение, но разум его пребывал во здравии. Зато двое городовых и впрямь чуть не спятили, когда из-под развалин на них прыгнула крыса размером с французского бульдожку. Сначала гадкую тварь хотели застрелить на месте, потом пожалели губить этакую диковину, изловили уцелевшим одеялом и свезли в зоосад. Пока возились с крысой — чуть не позабыли про Стефана Теодоровича, хорошо, тот стал кричать «спасите-помогите!». Опомнились, откопали и его, помятого, побитого и жалкого. Завернули в то же одеяло, свезли в тюремный лазарет. Всё это было очень увлекательно, Тит Ардалионович успокоился, взбодрился и повеселел.
161 
