72 
— И мольба эта была столь сильной, что видение впечаталось в оконное стекло…
— Но они не заметили ее, — возразил Андре.
— Может, стоит вызвать Тенгеля Доброго и спросить у него? — предложила Мали.
Натаниель сидел очень тихо.
— Нет, — негромко произнес он. — Нет, они не видели ее. Они не могли ее видеть. Но мне хочется вызвать еще кое-кого…
— Да, — сказал Андре, который понемногу начал догадываться, о чем он. — Сделай это, Натаниель, ты можешь!
— Но если это не так? Или если она не покажется вновь?
— Ты можешь нарисовать лицо, которое видел?
Натаниель смутился.
— Ну, какой из меня художник… Вот Силье… Наверняка ничего не получится.
— Вызови их, мягко сказала Мали. — Я думаю, иначе они могут расстроиться. Нам надо подготовить их к тому, что их, возможно, ожидает разочарование.
Натаниель кивнул. Он мог вызвать любого духа, кого хотел, не спрашивая предварительно Тенгеля Доброго, но он все равно сначала обратился к нему. Они рассказали Тенгелю о том, что думали, и он сразу же заинтересовался.
— Мы никогда ее не видели, — подтвердил он. — Но сама по себе идея хорошая. Просто-таки захватывающая! Давайте попытаемся! Я прошу их явиться.
И вот с ними уже, и Дида и Таргенор, в маленьком холле стало тесновато.
— Может, нам с Андре лучше уйти? — спросила Мали.
— Нет-нет, сказал Тенгель Добрый. — Здесь еще много места.
Натаниель приветствовал Диду и Таргенора и рассказал о том, что видел, и что Ульвхедин и Бенедикта тоже видели нечто, но очень неотчетливо, и тогда Тенгель Добрый вспомнил, что и он что-то видел в окне, но, как и все остальные, полагал, что просто игра света, которую и замечает человек, проходя мимо.
Они выложили свое предположение.
Лица Диды и Таргенора окаменели.
— Мы можем ошибаться, — сказал Натаниель.
— Конечно, — ответила Дида. — Мы готовы к этому.
— То есть, вы разрешаете нам вызвать видение снова?
— Вы должны, — принялся настаивать Таргенор, его прекрасное лицо стало совсем белым.
— А если у меня не получится? — тихо спросил Натаниель.
— Попробуешь еще раз!
Натаниель глубоко вздохнул и подошел к маленькому окошку Бенедикта. Остальные последовали за ним. Тенгель Добрый был по-прежнему с ними, но пропустил Диду и Таргенора вперед, чтобы они могли разглядеть получше.
Чья-то рука схватила руку Натаниеля и сжала ее. Он думал, что это была рука Мали, но был потрясен, когда понял, что это рука Диды. Духа! Такая всамделишная, твердая, как железо! Она просто не замечала, что делает, все ее внимание было приковано к окошку.
— Вот, — прошептал вдруг Таргенор. — Я что-то видел!
— И я тоже, — безжизненным голосом проговорила Дида. — Но это было какое-то мерцание, короткое видение, могло быть что угодно.
— Да, — согласился Таргенор.
— Если мы все сосредоточимся, то, возможно, сможем вызвать видение еще раз, — сказал Натаниель.
Стало тихо. Натаниель почти слышал, как они изо всех сил стараются сосредоточиться.
Андре и Мали ничем не могли помочь, но они так же интенсивно, как и остальные, желали, чтобы картинка показалась снова.
Никто уже не думал больше о времени, секунды прошли или минуты. Наконец снова показалось мерцание, и все вздрогнули.
— Лицо, — прошептал Тенгель Добрый. — Я видел.
Все молчали. Тишина была полной. И внезапно все сразу вскрикнули. Вновь появилось молящее женское лицо, которое Натаниель и видел раньше. Такое трогательно беспомощное. Такое одинокое, бесконечно одинокое… Оно появилось лишь на какую-то долю секунды, а потом исчезло — но и этого было достаточно.
Дида громко, душераздирающе закричала:
— Тиили! Это Тиили!
— Моя любимая маленькая сестричка, — прошептал Таргенор. — Вернись к нам, вернись!
— Это невозможно, сказал Натаниель. — Ведь прошло столько времени с тех пор, как ее облик впечатался в витраж.
Голос Таргенора был полон скорби.
— Ее дух искал помощи у Силье и у меня в тот день, когда мы бежали через пустошь. Наверное, мы проезжали недалеко от того места, где она исчезла за три сотни лет до этого.
— Мы должны пересмотреть план сражения, — коротко сказал Таргенор, когда они неохотно покинули холл. Дида по-прежнему стояла у окна, ее изящные пальцы ощупывали стекло, словно она хотела коснуться своей любимой дочери.
72 
