очень нудно 
41 
– Без названий, – бормотал он. – Только номера. И надписи «сильнодействующее» на этикетках.
Когда Хейке вновь посмотрел в глаза Молину, вид у него был очень серьезным.
– Не знаю, что здесь происходит, – расстроенно сказал он. – Но отныне не принимайте ни капли, ни крупицы всего этого!
– Что вы имеете в виду?
– Этот так называемый врач долгое время пытался убить вас, Ваша милость. Только очень крепкий организм мог выдержать такой натиск.
Молин и слуга непонимающе переглянулись.
– И что-то мне подсказывает, что ситуация критическая, – продолжал Хейке. – Взгляните на этот порошок с металлическим блеском! Здесь, в пузырьке, сильнейший яд! Вы бы сгорели в страшных мучениях за несколько часов, Ваша милость.
Слуга кашлянул.
– Осмелюсь указать, Ваша милость, кто бы в таком случае констатировал причину смерти?
– Да, сам доктор Люнгквист, – кивнул Молин. Старик порывисто вздохнул.
– Вчера вечером я намекнул, что хочу изменить свое завещание в пользу юного Кристера. Во всяком случае вставить его туда. При этом присутствовал доктор Люнгквист. И он прописал это. Не понимаю, зачем, – ведь он не упомянут в завещании. Но, очевидно, что-то за этим кроется. Чертова лиса! – в сердцах выругался Молин.
– Не обижайте лис, – горько усмехнулся Хейке, а глаза его оставались серьезными. – Советую Вашей милости передать все эти яды – а это, несомненно, яды – в полицию.
– Обязательно. Жаль, что мой друг полицмейстер в отъезде, – вздохнул Молин. – Но мой верный слуга сам снесет все в участок. И… думаю, с доктором Люнгквистом лучше сделать вид, что ничего не случилось?
– Несомненно! Он сейчас наверняка ждет вызова к смертному одру.
– Доставим ему такое удовольствие, – решительно сказал Молин. – А сейчас Вы, должно быть, желаете осмотреть меня, доктор Линд? Выяснить, что он успел разрушить.
Хейке и слуга довели Молина до постели, а горничным было приказано не впускать доктора Люнгквиста, если тот придет, и говорить, что «Его милость никого не может принять». Пусть понимает, как хочет.
Хейке тщательно осмотрел старика с головы до пят.
– Ужасно, – подавленно изрек он. – Такой сильный и прекрасный организм сознательно разрушали день за днем.
– Я ведь еще пережил два удара.
– Но после первого быстро оправились.
– Да, верно. Хейке выпрямился.
– Возможно, кое-что из прежнего мне удастся восстановить. Начну прямо сейчас с простейшего. Расслабьтесь, Ваша милость. Закройте глаза. Вот так.
Они были одни в комнате. Слуга ушел в полицию.
Молин почувствовал руки Хейке над своим лицом. Не на коже, а на некотором расстоянии. Он ощутил тепло. Все теплее и теплее его векам. Тепло, превратившееся уже в жар, било прямо в глаза.
– Больно? – спросил низкий голос.
– Жжет, – ответил Молин. – Но терпеть можно. Сердце его тяжело ухало. Он ничего не понимал. Удивлялся, как быстро проникся доверием к этому своеобразному человеку. Рационалист, привыкший к суровой реальности делового мира, он никогда не верил в сверхъестественное. Шарлатаны, называл он таких, как Хейке.
Теперь он больше не испытывает презрения.
Вот что делает страх смерти. И шок от манипуляций доктора Люнгквиста. Но, пожалуй, еще больше на него повлияло отношение к Хейке Кристера. Смягчило предубеждение Молина. «Колдун», назвал Кристер своего удивительного родственника. Да, если есть на свете колдуны, они должны выглядеть именно так, как это чудовище.
Чудовище – только снаружи. Ибо внутри это прекрасный, душевный человек, чувствовал Молин.
Жар в глазах становился нестерпимым.
– Такое впечатление, что веки сейчас загорятся, – нерешительно пошутил он. – Словно линзой направляешь солнечный луч на ворох сухой листвы.
– Да, это добрый знак. Если Ваша милость потерпит еще немного, мы скоро закончим.
– Постараюсь, – страдая, выдавил из себя Молин.
– Когда я резко уберу руки, вы ничего не увидите, словно долго смотрели на солнце, а потом зашли в темную комнату. И остаток дня у Вашей милости будет болеть голова. Но это все пройдет.
«А потом?» – хотел спросить Молин, но не осмелился.
Наконец он убрал руки. Молин почувствовал прохладное дуновение над веками.
41 
