22 
Доминик, которого она знала с детства, с которым ссорилась и из-за которого плакала потом от злости! В последний раз, когда она видела его, он был уже сильным, привлекательным мужчиной. Каким отзывчивым он был тогда! Какая грусть была в его глазах…
А теперь это его письмо… тронувшее ее до глубины души.
Внизу продолжали петь, и ее опять потянуло к окну. Щеки ее пылали, она не хотела это слышать — и в то же время ничего так не желала, как снова послушать эту песню.
Первую часть куплета она пропустила, теперь звучала вторая:
- Малютка Анна заснула в его объятиях,
- Плачет ветер по ущербной луне.
Виллему тихо вздохнула. До боли прижавшись затылком к оконной раме, она стояла, притаившись, стараясь, чтобы снизу ее не увидели. Ее руки гладили влажные промежности, она стыдливо отдергивала их, но они продолжали свое дело.
Доминик.
Ее губы опухли, словно налились кровью, и она торопливо, словно змея, облизывала их языком.
Если бы Доминик был горным королем и позвал бы ее в лесу? Если бы он увел ее в чащу леса, где никто их не видит, сбросил бы плащ, расстегнул бы пояс… Она стала бессознательно снимать свои юбки — спустила их уже до самых колен, но тут опомнилась, сбросила их на пол, ринулась к умывальнику, плеснула в лицо холодной воды. Она долго стояла и обливалась водой, потом закрыла окно, чтобы не слышать песню, теперь уже другую, и легла в постель, совершенно разбитая.
В эту ночь Виллему видела мучительные сны. Они были совсем не эротические, чего следовало бы ожидать после вечерних чувственных фантазий.
Сны ее, напротив, были неописуемо жуткими. Ее преследовал на равнине какой-то крупный зверь с горящими глазами, она слышала позади себя его топот, от страха ее прошибал холодный пот, но она никак не могла сдвинуться с места. Каким-то чудом ей все же удалось попасть домой, но, думая, что находится в своей комнате, она вдруг обнаружила, что кто-то или что-то отделяется от стены. Нечто огромное и ужасное, что-то вроде человека с лошадиной головой и раздувающимися ноздрями. Чудовище раскачивалось, словно на ветру, глаза его жутко блестели в темноте…
Виллему проснулась от собственного крика.
Бедная Виллему! Она понимала, что это был кошмарный сон, но этого было мало: когда тебя преследует во сне конь, это явный признак угнетенного сексуального влечения… Ах!
Утро принесло ей ясность мысли. Ей так хотелось поговорить… с Домиником.
Нет, только не с Домиником! Только не сейчас!
Среди дня она вышла прогуляться — по лугам и в лесу. Ей необходимо было немного побыть одной: жизнь вдруг показалась ей такой сложной.
Она чувствовала во всем теле беспокойство и томление. Виллему не знала, что она в точности напоминала Суль в ее охоте за каким-нибудь мужчиной, сущность которого она не знала.
Солнце в тот день припекало так, как это бывает в разгаре лета. Виллему бродила по холмам вокруг деревни, ей было жарко — и она легла на землю, чтобы передохнуть. Пригревшись, она заснула. Ведь ночью она спала мало и беспокойно. Она не знала, что помещик Воллер распорядился прекратить преследования и что теперь ей можно было спокойно гулять, где вздумается. В последние сутки она не вспоминала о своих невидимых врагах — ей хватало своего собственного, внутреннего беспокойства.
Виллему спала довольно долго. Проснувшись, она не поняла, где находится, но потом вспомнила. Она все еще была захвачена внутренними переживаниями.
Солнце взирало на нее с небес, она лежала на сухом, теплом мху, воздух в лесу был прогрет, вокруг было пугающе тихо. Молчали птицы, не шелестела листва на деревьях. Поляну окружали темные ели вперемежку со сверкающими золотом березами. Деревья стояли так тесно друг к другу, что образовывали почти сплошную стену.
Но у Виллему было подспудное чувство, будто за ней кто-то наблюдает. Какие-то жуткие глаза, заставившие замолкнуть лес. Тем не менее, она не испугалась.
Ей казалось, что лес заколдован. Может быть, глаза, наблюдающие за ней, принадлежали… горному королю?
Нет, это была вздорная мысль! Но это настораживало ее. Она знала, что у леса есть такой тихий час, когда все замирает от зноя, но ее охватило желание пережить наяву воображаемые картины. Она была совершенно одна, как в том сне, где ей не нужно было считаться с тем, что скажут люди.
Она не спеша встала, освещенная на поляне солнцем, будучи совершенно уверена, что горный король стоит поблизости и смотрит на нее.
22 
