очень нудно 
37 
— Я узнал, что у Вас находится моя родственница, Виллему дочь Калеба. Я знаю, что Вы мучаете ее из чувства мести, потому что она присутствовали при убийстве Вашего сына. Но это не она убила его, и к тому же все было сделано в целях самозащиты. Он напал на нее, и Вы это знаете.
Воллер свирепо уставился на него. Этот юноша знал слишком много! История Монса была всем известна, но откуда он знал, что Виллему прячут и мучают? Воллерскому помещику это не понравилось.
— Это ложь и мошенничество с ее стороны, — ответил он. — У Монса были те девушки, которых он хотел, и у него не было нужды применять силу к такой жеманнице!
Взгляд Доминика смягчился.
— Эта жеманница для меня дороже всего в мире. Она написала мне, что на нее было совершено нападение — и я тут же приехал. Я прошу Вас… Она уже достаточно настрадалась…
Глаза Воллера превратились в узкие щелки.
— Значит, она дорога Вам? И Вы, возможно, тоже ей дороги?
— Надеюсь.
Грузный помещик долго стоял и размышлял. Доминик похолодел: ему не понравились сигналы, идущие от этого человека.
— Хорошо, Вы пройдете к ней!
Доминик вздохнул: Виллему была жива, и он увидит ее. Уже это одно было хорошо.
Доминик был слишком благородным, чтобы меряться силами с такой лисой, как воллерский помещик. Зазвенел колокольчик и вошло трое человек. Один — необычайно долговязый, второй — невзрачный, а третий — воняющий на всю прихожую.
— Этот молодой человек хочет попасть в общество фрекен Виллему. Хватайте его!
Доминик был сильным. Но четверых вооруженных мужчин ему не удалось одолеть.
Помещик навестил своего друга судью.
— Мне попалась в сеть крупная рыба! Мы сделаем замену. Скактавл больше не представляет для нас ценности, ему там больше незачем находиться. Займитесь им, а мы посадим на его место другого. И теперь молоденькая, дерзкая фрекен Виллему действительно увидит, как хозяин Воллера заботится о своих врагах!
Трое человек вошли в амбар, схватили Скактавла и увели с собой — и оба пленника даже не поняли, что произошло.
— Нет! — закричала Виллему. — Отпустите его! Не отнимайте у меня моего единственного друга!
Но они были уже за дверью. И по выражению их лиц она поняла, что это последняя прогулка Скактавла.
Она села у двери, прижалась к ней щекой.
— Не делайте ему зла. — тихо умоляла она. — Он прекрасный человек. И он так много страдал! Не оставляйте меня здесь одну!
Но амбар был пуст. Огромное, пустое, холодное, темное помещение.
Вечером она услышала чьи-то шаги за дверью. К амбару подошли двое. Дверь приоткрылась.
На пороге стоял огромный, тучный человек в богатой одежде. Лицо его было каменным.
— Теперь ты знаешь, Виллему Элистранд, дочь Калеба, что значит терять своих близких!
Она инстинктивно выпрямилась. Вид у нее был жалкий: спутанные волосы, изорванное платье, насморк, кашель… Но, продрогшая насквозь в этом заиндевелом амбаре, она держалась с достоинством.
— Я не убивала Вашего сына. Он набросился на меня, и Эльдар Свартскуген хотел защитить меня.
— Разве твоя ничтожная девственность может сравниться с жизнью моего сына?
Она не отвечала.
— Когда меня выпустят отсюда?
— Когда ты выпьешь до дна горькую чашу.
— Я уже выпила.
— О, нет! Еще далеко до того момента, когда мы закроем крышку твоего гроба!
Она задрожала, но произнесла упрямо:
— Я уже нахватала вшей в этом грязном амбаре!
— Мы найдем от этого средство.
Он запер дверь.
Она опять была одна.
Ей так не хватало ее друга Скактавла! Она горько скорбела о его судьбе. Проклинала себя за то, что не среагировала, когда они схватили его. Но что она могла сделать?
Через некоторое время в амбар вошли двое. У одного из них в руках были огромные ножницы. Они шли прямо к ней. Пока один держал ее, другой обстриг — почти наголо — ее волосы.
Она кричала и вертела головой.
— Ты хочешь, чтобы я воткнул ножницы тебе в голову?
— Нет.
— Тогда сиди спокойно, чертовка. Разве это не у тебя завелись вши?
Они обстригли ее и ушли.
Она осталась одна со своими длинными, прекрасными, золотистыми локонами, валявшимися на полу. Дрожащими руками она коснулась своей головы. По небрежности они оставили пучки волос. Вид у нее был теперь безобразный, ей казалось, что она больше не похожа на человека. Она чувствовала себя самым одиноким существом на свете.
37 
