Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
916 
Стали тянуть. Во второй раз Судьба остановила свой выбор на Эдуарде.
Тот хотел было возроптать, но бывший наставник сверкнул злым желтым глазом и прошипел:
– Убью!
– Убьет, – авторитетно подтвердила сестра по оружию. – Ты его знаешь.
Да, он его знал, притом очень хорошо. И ясно понимал: Хельги его не убьет. Ни при каких обстоятельствах. Мало того, даже бить не станет.
Именно поэтому Эдуард больше не спорил. Пошел и сделал, что надо. Чисто механически, без всякой нежности и страсти. Тем не менее эффект последовал незамедлительно. Миг – и пришло в движение все то, что столетиями оставалось неподвижным: люди и нелюди, животные, растения, стихии, само Время!
Наверняка неизвестному автору душещипательного романа о Спящей красавице этот миг представлялся весьма романтичным: всеобщее ликование, поцелуи и объятия… Вряд ли он мог учесть такой фактор, как вековая пыль. Тучи и тучи пыли поднялись в воздух! Замок потонул в ее удушливых клубах.
– Бежим! – неожиданно заорал Эдуард. – Скорее прочь!!! Пока они тут все не прочихались! Не то поздно будет! – И припустился вскачь, подавая пример спутникам. Несся он так, будто от голодных троллей спасался!
Догнать ольдонского наследника удалось уже за воротами.
– Ты чего? Куда сорвался?! Спятил?! – принялись допытываться родные и близкие.
Принц шумно перевел дух. Отвечал сумбурно:
– Я… фффу! Просто мне вдруг в голову пришло… Представилось мне: что, если бы это случилось в нашем дворце! В смысле в Ольдоне! Если бы это мой папаша вдруг обнаружил, что весь дворец завален пылью, родная дочь изнасилована, и рядом крутится дюжина незнакомых субъектов сомнительной наружности! Что бы он с нами сделал?!
– Что?! – подпрыгнула от любопытства маленькая Урсула, не имевшая несчастья быть знакомой с ольдонским монархом.
– Что? – хором спросили из вежливости Годрик и Спун.
– Да на плаху бы отправил, вот что! Без суда, как Макс говорит, и следствия! И это еще в лучшем случае!
– Нуу! – не поверил, хотел возразить Рагнар. Дескать, здешний король знал о пророчестве, понял бы что к чему. Разобрался…
Но тут подал голос Годрик. Тихо, неуверенно пробормотал:
– Да… И мой тоже…
И рыцарь не стал продолжать. Потому что так уж устроено большинство правителей: сначала отправляют на плаху, а потом уже разбираются. И если бывают среди них счастливые исключения вроде короля Робера Восьмого, это еще не значит, что король Невенорский будет принадлежать к их числу.
– Молодец, друг! – хлопнул он Эдуарда по плечу. – Лихо соображаешь! Мне лично и в голову не пришло! Кабы не ты – вот вляпались бы!
Его хвалили, он смущенно улыбался, все были довольны… И только излишне проницательная дочь сенатора Валериания ехидно посмеивалась про себя. Она одна из всех догадывалась об истинной причине спешного Эдуардова бегства: так уж устроены некоторые из мужчин, что свадьба для них страшнее плахи и топора…
Вековые заросли стремительно погибали.
Летом этот процесс выглядел бы эффектнее, по осени же, когда кусты стоят голые, он в глаза не бросался. Был только один явный признак увядания: отрубленные ветви не отрастали вновь, прежде гибкие и неподатливые, теперь они легко ломались.
На второй день пути стало возможным отложить мечи. Рагнар шел впереди, с медвежьим треском ломился сквозь заросли, прокладывал дорогу. Остальные трусили следом и радовались жизни. «Тото невенорцам будет хворосту на зиму!» – завидовала Ильза.
А на третий день кустарник кончился. Внизу, под обрывом, протянулось широкое русло Венкелен.
– Ой! Река! – удивилась девушка. – А я думала, мы назад, в ДаанАзар возвращаемся!
Право, ей стоило помалкивать! Избежала бы длинной и обидной нотации на тему: «Когда наконец боец Оллесдоттер научится ориентироваться в пространстве?»
Левобережный пейзаж выглядел скучным и пустынным. С реки тянуло промозглым холодом. Вода была серой и грязной, у берега плавали хлопья неприятной желтоватой пены, колыхались длинные, темнобурые водоросли, похожие на клубки змей с головы известного аполидийского чудовища горгоны. Мимо плыли вниз по течению большие бочки – верно, гдето неподалеку перевернулся плот. Одна, вторая, третья… Ильза насчитала всего одиннадцать штук, а потом отвернулась и не стала больше смотреть. Вид их почемуто навеял безотчетную тоску, захотелось плакать. Или это не в бочках дело, а в унылой серости осеннего дня, усталости и бесприютности?
916 
