Он стонал, и плакал, и рычал во сне. Его лицо беспрестанно преображалось. Это было лицо святого, грешника, злого духа, чудовища, мрака, света, одного, множества, армии, пустоты — всего, всего!
Он корчился во сне.
— Ээээээээээ! — взорвался криком его рот. — Иииииии! — визжал он.
— Что с ним? — спросил один из спасителей.
— Не знаю. Дать еще снотворного?
— Да, еще дозу. Нервы. Ему надо много спать.
Они вонзили иглу в его руку. Сейл корчился, плевался и стонал.
И вдруг умер.
Он лежал, а двое стояли над ним.
— Какой ужас! — сказал один. — Как ты это объяснишь?
— Шок. Бедный малый. Какая жалость. — Они закрыли ему лицо. — Ты когда-нибудь видел подобное лицо?
— Абсолютно безумное.
— Одиночество. Шок.
— Да. Боже, что за выражение! Не хотел бы я когда-нибудь еще увидеть такое лицо.
— Какая беда, ждал нас, и мы прибыли, а он все равно умер.
Они огляделись вокруг.
— Что будем делать? Переночуем здесь?
— Да. И хорошо бы не в корабле.
— Сначала похороним его, конечно.
— Само собой.
— И будем спать на свежем воздухе, ладно? Хорошо снова поспать на свежем воздухе. После двух недель в этом проклятом корабле.
— Давай. Я подыщу для него место. А ты готовь ужин, идет?
— Идет.
— Хорошо поспим сегодня.
— Отлично, отлично.
Они выкопали могилу, прочитали молитву. Потом молча выпили по чашке вечернего кофе. Они вдыхали сладкий воздух планеты и смотрели на чудесное небо и яркие и прекрасные звезды.
— Какая ночь! — сказали они, укладываясь.
— Приятных сновидений, — сказал один, поворачиваясь.
И другой ответил:
— Приятных сновидений.
Они заснули.
Нечто необозначенное
Роби Моррисон слонялся, не зная, куда себя деть, в тропическом зное, а с берега моря доносилось глухое и влажное грохотанье волн. В зелени Острова Ортопедии затаилось молчание.
Был год тысяча девятьсот девяносто седьмой, но Роби это нисколько не интересовало.
Его окружал сад, и он, уже девятилетний, рыскал по этому саду, как хищный зверь в поисках добычи. Был Час Размышлений. Снаружи к северной стене сада примыкали Апартаменты Вундеркиндов, где ночью в крохотных комнатках спали на специальных кроватях он и другие мальчики. По утрам они вылетали из своих постелей, как пробки из бутылок, кидались под душ, заглатывали еду, и вот они уже в цилиндрических кабинах, вакуумная подземка их всасывает, и снова на поверхность они вылетают посередине Острова, прямо к Школе Семантики. Оттуда, позднее — в Физиологию. После Физиологии вакуумная труба уносит Роби в обратном направлении, и через люк в толстой стене он выходит в сад, чтобы провести там этот глупый Час никому не нужных Размышлений, предписанных ему Психологами.
У Роби об этом часе было свое твердое мнение: «Черт знает до чего занудно».
Сегодня он был разъярен и бунтовал. Со злобной завистью он поглядывал на море: эх, если бы он мог так же свободно приходить и уходить! Глаза Роби потемнели от гнева, щеки горели, маленькие руки сжимались от злости.
Откуда-то послышался тихий звон. Целых пятнадцать минут еще размышлять — брр! А потом в Робот-Столовую, придать подобие жизни, набив его доверху, своему мертвеющему от голода желудку, как таксидермист, набивая чучело, придает подобие жизни птице.
А после научно обоснованного, очищенного от всех ненужных примесей обеда — по вакуумным трубам назад, на этот раз в Социологию. В зелени и духоте Главного Сада к вечеру, разумеется, будут игры. Игры, родившиеся не иначе как в страшных снах какого-нибудь страдающего разжижением мозгов психолога. Вот оно, будущее! Теперь, мой друг, ты живешь так, как тебе предсказали люди прошлого, еще в годы тысяча девятьсот двадцатый, тысяча девятьсот тридцатый и тысяча девятьсот сорок второй! Все свежее, похрустывающее, гигиеничное — чересчур свежее! Никаких противных родителей, и потому никаких комплексов! Все учтено, мой милый, все под контролем!
Чтобы по-настоящему воспринять что-то из ряда вон выходящее, Роби следовало быть в самом лучшем расположении духа.
У него оно было сейчас совсем иное.
Когда через несколько мгновений с неба упала звезда, он разозлился еще больше, только и всего.
Оказалось, что на самом деле звезда имеет форму шара. Она ударилась о землю, прокатилась, оставляя горячий след, по зеленой траве и остановилась. Внезапно в ней со щелчком открылась маленькая дверца.