120 
– Час назад Язон Бофор приговорен… к смерти!
Слово пронзило Марианну как пуля. Она пошатнулась от удара. Но она уже столько дней ожидала этого, что бессознательная подготовка сказалась, и открытая рана постепенно превратилась в шрам. Она знала, что наступит день, когда ей придется услышать эти ужасные слова, и подобно тому, как человеческий организм, предчувствуя болезнь, подспудно приготовляется к борьбе за жизнь, дух тоже был готов к грядущему страданию. Перед лицом угрожающей опасности не было ни времени, ни места для слабости, слез и страха.
Фортюнэ уже протянула руки, ожидая, что потерявшая сознание Марианна может упасть, но тут же опустила их, с изумлением глядя на стоявшую перед ней незнакомую женщину, с виду готовую на все, устремившую на нее твердый, как сталь, взгляд. Ледяным голосом Марианна спросила:
– Где сейчас Император? В Сен-Клу?
– Нет. Весь двор в Фонтенбло в связи с охотой. Но что ты хочешь делать? Уж не думаешь ли ты…
– Да, я именно об этом думаю! Неужели ты считаешь, что у меня останется о чем жалеть на земле, если Язона не будет? Я поклялась памятью матери: если его казнят, я вонжу кинжал себе в сердце у подножия его эшафота. Потому я не боюсь гнева Наполеона! Захочет он или не захочет, согласится или не согласится, но он выслушает меня!.. Потом он может сделать со мной все, что ему вздумается! Какое это уже будет иметь значение!
– Не говори так! – взмолилась Фортюнэ, торопливо осеняя себя крестным знамением, чтобы отогнать беду. – Ведь существуем же все мы, чистосердечно и преданно любящие тебя и готовые помочь!
– Существует он, кого я люблю и без кого отказываюсь жить. Я прошу тебя только об одном, Фортюнэ: дай мне карету, одежду, немного денег и скажи, где я смогу укрыться в Фонтенбло, чтобы не быть арестованной до того, как увижу Императора. По-моему, ты хорошо знаешь те места. Если ты это сделаешь, я буду благодарить тебя до последнего моего вздоха и…
– Хватит! – вышла из себя креолка. – Ты перестанешь болтать о смерти? Дать тебе денег, мою карету… Ты несешь чушь!
– Фортюнэ! – в мучительном недоумении воскликнула Марианна.
Но подруга ласково обняла ее и увлекла за собой, любовно нашептывая:
– Дурочка ты! Мы поедем туда вместе, конечно! У меня есть там домик, уединенное местечко около Сены, и я знаю все ходы и повороты в лесу. Это нам пригодится, если тебе не удастся пробраться за решетку дворца, хотя Наполеон приходит в ярость, когда ему прерывают охоту. Но если не найдется другого способа…
– Я не хочу, Фортюнэ! Ты можешь ужасно скомпрометировать себя… Ты рискуешь ссылкой…
– Ну и что? Я отправлюсь к Монтрону в Анвер, и мы там весело заживем! Обойдется, душа моя! Во всяком случае, я не прочь узнать, по каким соображениям Его Величество корсиканец позволил своим судьям вынести подобное решение относительно человека, столь необычайно соблазнительного… и также явно неспособного совершить преступления, в которых его обвинили! Гнусный убийца!.. Фальшивомонетчик?.. Это с его-то гордой осанкой и взглядом морского орла? Какая же глупость!.. Жонас! Немедленно мою горничную с ванной для княгини и одежду; через четверть часа солидную еду, а через час почтовую карету во двор!.. Понял? Бегом!..
И в то время, как ее мажордом устремился по лестнице, призывая м-ль Клементину, чтобы дать распоряжения, Фортюнэ увлекла подругу по той же дороге, только не торопясь.
– Теперь у тебя будет достаточно времени, чтобы рассказать мне все, что с тобой произошло, моя красавица.
Глава VII
Императорская охота
Г-жа Гамелен натянула поводья и остановила лошадь возле старого, обросшего мохом каменного креста, возвышавшегося в тени гигантского дуба на скрещении дорог.
– Это крест Суврэ, – сказала она, показывая на него кончиком хлыста. – Я слышала, что завтрак состоит примерно в полулье отсюда, на распутье Реклоз. И здесь лучше всего подождать начала охоты.
Говоря это, она спешилась, привязала лошадь к стройному стволу сосны, затем, подобрав длинный шлейф суконной амазонки цвета опавших листьев, спокойно уселась на ступеньках старого креста, тогда как Марианна, в свою очередь, соскочила на землю и привязала свою лошадь к тому же дереву, прежде чем присоединиться к подруге.
Перекресток был пустынным. Слышался только шепот ручейка, бегущего в густых зарослях, и потрескивание плотного лиственного ковра под лапами вспугнутого зайца. Но немного дальше к югу лес был наполнен тем особым гулом, который создает большое веселящееся общество. В нем смешивались лай собак, звуки рожков и далекий шум катящихся карет.
120 
