очень нудно 
91 
Одиннадцать часов пробило на башне Кинкангронь, когда кучер Талейрана пустил лошадей на штурм дороги в Париж. Едва карета тронулась с места, как Марианна подняла глаза к окну своей комнаты. Из-за закрытых ставней пробивался желтый свет ночника, как и все вечера после ее приезда. Никто не мог себе представить, что он освещает нетронутую кровать посреди опустевшей комнаты. Агата и особенно Гракх получили строгие указания, и было, кстати, довольно трудно усмирить пылкого юношу, не желавшего отпускать свою дорогую хозяйку одну в опасную авантюру без помощи его могучей особы. Марианне пришлось пообещать позволить ему приехать в самый кратчайший срок и в любом случае вызвать при малейшем признаке опасности.
Ночные поля начали проплывать за окнами кареты, чье покачивание вскоре восторжествовало над молодой женщиной. Она заснула, положив голову на плечо Талейрана, и ей приснилось, что она совершенно одна, голыми руками открывает перед Язоном двери тюрьмы…
Глава IV
Поклонник королев
Когда Марианна в сопровождении Талейрана проникла в дом, там было темно и тихо. Вооруженный канделябром невозмутимый лакей в строгой коричневой ливрее довел их по широкой мраморной лестнице с очень красивыми позолоченными перилами из кованого железа до площадки второго этажа, с которой открывался большой кабинет, до того заполненный мебелью, картинами, книгами и всевозможными произведениями искусства, что Марианна и ее спутник с трудом обнаружили там тяжеловесную фигуру плешивого шотландца Кроуфорда.
– Во времена, когда я жил в этом доме, – заметил князь тоном, которому он старался придать немного веселости, – здесь была моя библиотека. Кроуфорд превратил ее в святилище совсем другого порядка.
В неярком свете нескольких канделябров изумленная Марианна смогла разобрать, что почти все картины и скульптуры представляли одно и то же лицо. В бронзе, на холсте, в мраморе – повсюду было очаровательное гордое лицо Марии-Антуанетты, смотревшее на новоприбывших. Мебель тоже должна была составлять часть обстановки Малого Трианона, и почти все предметы, заполнявшие комнату: табакерки, веера, платки, переплеты – носили или герб, или монограмму государыни. В золотых рамках несколько записок, начертанных ее рукой, чередовались на обтянутых серым шелком стенах с портретами и миниатюрами.
В то время как Талейран по-американски пожимал руку Квентину Кроуфорду, тот грустно улыбнулся, заметив явное удивление, с которым Марианна осматривалась вокруг. Его резкий голос со следами шотландского акцента с силой подтвердил:
– С того дня, как я имел честь быть ей представленным, я боготворю королеву-мученицу. Я сделал все возможное, чтобы вырвать ее у врагов и вернуть ей счастье. Теперь я чту ее память!
Затем, поскольку Марианна, озадаченная удивительной страстью, дрожавшей в голосе старого человека, не знала, что сказать, он добавил:
– Ваши родители умерли за нее, и к тому же ваша мать была англичанка. Мой дом будет для вас неприкосновенным убежищем, ибо всякий, кто попытается забрать вас отсюда или повредить вам, не успеет этим похвалиться!
Он показал на стол с громадными пистолетами и лежавший поперек кресла тяжелый старинный мушкет, чья сияющая сталь подтверждала тщательный уход за ним и готовность в любой момент к действию. Правда, было что-то мелодраматическое и театральное в приеме Кроуфорда, но Марианна не могла не найти в нем некое величие и неоспоримую искренность: этот человек скорей даст убить себя, чем… предаст свою гостью.
Взволнованная и растроганная, она смогла все-таки найти несколько учтивых слов благодарности, но он оборвал ее:
– Не за что! Кровь ваших и дружба князя вдвойне подтверждают, что вы находитесь у себя. Прошу, моя жена ждет вас.
По правде говоря, Марианна не была в восторге, когда, приближаясь к Парижу, Талейран сказал ей, что рассчитывает на гостеприимство Кроуфорда. У нее осталось странное и немного смущающее впечатление от увиденной в ложе князя в тот вечер необычной пары. Особенно от женщины, одновременно интриговавшей ее и немного пугавшей. Ей было известно, что, прежде чем вступить в брак, морганатический, с герцогом Вюртембергским, затем англичанином Сюливэном и, наконец, Кроуфордом, она провела первые годы своей жизни в Лукке и не могла не знать семью Сант’Анна… Но особенно на нее подействовала тяжесть мрачного взгляда Элеоноры Кроуфорд, долго не отпускавшего ее в зале Комеди Франсез. Взгляда, несомненно, оценивающего и полного любопытства, который трудно было посчитать дружеским. Именно из-за этого взгляда она испытывала невольную робость, когда 14 августа вечером карета Талейрана остановилась во дворе старого особняка Креки на улице Анжу-Сент-Оноре, очаровательного жилища прошлого века, которое двумя годами раньше было еще резиденцией Талейрана, тогда как богач Кроуфорд жил с 1806 года в особняке Матиньон. Обмен был совершен отчасти по личным мотивам – Матиньон был слишком велик для семьи Кроуфорда, – отчасти в связи с приказом Императора, который хотел видеть своего министра внешних сношений в соответствующем его положению доме, по всем пунктам, кстати, отвечавшем вкусам вышеупомянутого министра.
91 
