очень нудно 
37 
За спиной мужчины она сделала знак девочкам о том, чтобы они нашли что-нибудь, во что завернуть ребенка. Они же стояли, как вкопанные. В единственную имевшуюся пеленку завернули новорожденную девочку.
Элизабет в панике смотрела по сторонам. Сейчас все могло быть разоблачено. И тут она увидела кусок дерюги, белый от бродильного теста. Она схватила его, отряхнула от муки и завернула ребенка насколько могла профессионально. Оставалось лишь надеяться, что он не почувствует запаха выпечки.
— Итак, — умиротворенно произнесла она, высоко подняв плачущего малыша. — Здоровенный, красивый мальчуган! И если мне будет позволено сказать, у тебя уже есть исключительно красивые дочери. Все шестеро. Ты разбираешься в искусстве, как мне кажется. И у тебя прекрасная жена.
Мужчина фыркнул, но на его лице застыла довольная улыбка.
— Он красив, а? — заржал он. — Изумительно красивый парень!
Краем глаза Элизабет заметила, что старшая девочка быстро накрыла тесто полотенцем. Взаимодействие было великолепным.
— Спасибо за помощь, — прошептала мать Элизабет. — Но как мы сможем расплатиться?
Вдруг мужчина обратил внимание лично на Элизабет.
— А что это за мадемуазель? — беспардонно спросил он. — Откуда взялась эта женщина?
Мать боязливо ответила:
— Женщины сказали, что она врач. Она работала вместе с доктором Хансеном на берегу реки. Я попросила женщин привести ее сюда.
— Врач? Вот эта? Баба? Ты что, из меня дурака сделать хочешь!
— Настоящим врачом мне никогда не разрешат стать, потому что я женщина, — сказала Элизабет. Она хотела бы стать колдуньей из рода Людей Льда, чтобы поставить эту несносную свинью на место. Она могла бы отругать его как следует за то, что он так обращается с женой и дочерьми, но это только ухудшило бы их положение. Элизабет подавила в себе гнев и насколько могла весело сказала:
— Но я выучилась почти всему, что должен уметь врач — не считая, разумеется, латыни — и для меня было удовольствием помочь твоей восхитительной жене.
— Что это за нахальный разговор? — скривился мужчина. — Мадемуазель знает все, что знает мужчина? Тогда она — ведьма!
— К сожалению, я не ведьма, — с издевкой парировала Элизабет. Она повернулась к женщине, лежащей в постели. — И я не требую никакого вознаграждения, иначе все врачи ополчатся против меня. Итак, будьте счастливы с парнем! Я загляну через несколько дней, чтобы посмотреть, как у вас идут дела. До свидания!
Последние слова были обращены к матери. Засекреченное сообщение о том, что она узнает о судьбе своей малышки.
Женщина сделала знак, что она поняла. В глазах теплилась благодарность.
Элизабет резво пустилась в путь, чтобы никто не успел выследить, где она живет.
У реки практически завершили расчистку, и бездомные исчезли. Оставались только рабочие и зеваки, которые всегда готовы обсуждать прошедшее.
К ней подошел Вемунд Тарк.
— Где ты была?
Это прозвучало так, как будто ему ее не хватало! Невероятно!
Она все объяснила и завершила, сказав:
— А теперь я должна торопиться домой, чтобы заняться Карин и малышкой. Предполагаю, что они обе одинаково испуганы.
Его лицо стало угрюмым.
— Я пойду с тобой. Больше я тебе ничем помочь не смогу.
По дороге он взволнованно бормотал:
— Я понимаю, что ты не могла поступить иначе, но оставлять Карин одну с новорожденным ребенком опасно. Неизвестно, что она может выкинуть. Бедное дитя!
Они непроизвольно заторопились.
— Я наказала ей положить ребенка в мою постель, — сказала, сознавая свою ошибку, Элизабет.
— Но тебе там нельзя жить с ребенком!
— Разумеется, нет! Я, конечно, сразу же найду для ребенка дом. В худшем случае я заберу его домой в Элистранд. Там всегда заботятся о брошенных.
Вемунд, казалось, хотел что-то сказать, но воздержался.
— Ты думаешь о Карин Ульриксбю, — как будто подслушав его мысли, сказала Элизабет. — Я сама об этом думала. Ей тоже нужен нормальный дом. Ты руководствовался добрыми побуждениями, Вемунд, но она ведь не может здесь жить одна целую вечность. Эта ситуация недолговечна.
Вемунд вздрогнул, когда она произнесла его имя. «Разве ему это не понравилось? Или я показалась слишком назойливой? — с горечью задумалась она. — Я больше этого никогда не сделаю!»
37 
