очень нудно 
64 
Внезапно он услышал, что кто-то еще находится в помещении. Один из них? Он представил себе лохматое существо с хвостом и еще Бог знает, с чем, не зная точно, как выглядят демоны из Ущелья дьявола. Ведь никто никогда не видел их.
Он пошевелился, чтобы привлечь к себе внимание. Ведь не собирался же он пролежать здесь целую вечность! Все тело его ужасно болело: голова, спина, бок (сломано ребро?), запястья, лодыжки — в тех местах, где он был туго перетянут веревкой.
Совсем не так представлял он себе свою геройскую смерть! А в том, что произошло, не было ничего геройского!
Кто-то приблизился к нему и сел рядом с ним на корточки. Длинные волосы этого существа свидетельствовали о том, что это была женщина, осторожное прикосновение рук — тоже, и существо это не производило впечатления чего-то враждебного.
— Ты… одна из них? —прошептал Эрланд. — Или ты обычный человек?
— Когда-то я была человеком, — с горечью произнес голос. — Теперь же я просто позор человеческого рода.
— Ты, случайно, не… Сири? Из Квернбеккена?
— Я былаею, да. А кто ты, знающий мое имя?
— Разве ты не помнишь местного дохлого цыпленка, Эрланда Бака?
— Эрланд? Маленький Эрланд! — ласково произнесла она. — Разве я могла узнать тебя, когда ты стал таким большим и красивым.
Ему было непонятно, как она могла видеть в такой кромешной тьме. Но глаза постепенно привыкают к темноте, а она, судя по всему, была здесь уже долго.
— Нам нужно выбраться отсюда, — прошептал он.
— Я уже два года пытаюсь это сделать. И ничего не получается. Взгляни на мои шрамы! Это наказание за попытку бегства.
— Но почему они держат тебя здесь?
В голосе ее послышалась бесконечная усталость.
— Трое из них получают от меня удовольствие. Время от времени они наведываются ко мне.
— Все трое по очереди? — с гримасой отвращения произнес Эрланд.
— Ах, они приходят сразу все, втроем.
— И они не соперничают друг с другом? — недоверчиво произнес он.
— В самом начале между ними бывали потасовки. Но теперь я деградировала до постельной подстилки.
Некоторое время Эрланд молчал, пытаясь представить себе, каково ей приходится.
— Их здесь много? — спросил он.
— Восемь. Восемь дьяволов.
— В буквальном смысле слова, дьяволов? Или ты так просто выразилась?
— Тс! — сказала она и прыгнула на свою койку.
Снаружи послышались шаги. Кто-то остановился возле двери, словно раздумывая, войти или нет.
«Почему они поместили меня сюда, где находится их противник? — думал он. — Здесь может быть только одно объяснение: либо это их единственная надежная тюрьма, либо они не считают, что я для них опасен, потому что они собираются убить меня…»
Но почему же его не убили сразу? Возможно, они хотели выведать у него что-то, пытать его…
Нет, не следует предаваться таким мрачным мыслям. Настраивать себя так, значит, заранее лишать себя мужества и сил сопротивления.
Сири опять спустилась на пол и принялась развязывать на нем ремни, пытаясь уложить его поудобнее.
— Не показывай виду, что можешь одним рывком сбросить с себя эти ремни, — прошептала она. — Их слишком много, и от нас не останется мокрого места, если ты ударишь кого-то из них. Оставь это на тот случай, если твое положение станет совершенно безнадежным, и у тебя не будет другого выхода! Ну, как, тебе не лучше?
— Намного лучше! Спасибо!
В голове его гудело так, словно кто-то колотил по ней кувалдой. Но жаловаться не имело смысла, поэтому он молчал.
— Здесь есть еще две женщины, — тихо сказала она. — Была еще одна, но, родив ребенка, она покинула это место, не желая рисковать его жизнью. Я не знаю, куда она ушла. Но те, что остались здесь, настоящие дьяволицы, они хотятостаться здесь. Я дважды была беременной, но оба раза теряла ребенка, за что я очень благодарна судьбе! Мне не хочется иметь детей от этих чудовищ! Ах, Господи, Эрланд! Ты не представляешь себе, как это удивительно, снова разговаривать с человеком! Как мне жаль тебя. Тебе не следовало приходить сюда! Но расскажи мне, как там теперь, в Бергкваре?
— Как обычно, — сухо ответил Эрланд, вспомнив о свадьбе. — В Квернбеккене все прекрасно, твоя мать болела этой осенью, но теперь выздоровела. Все думают, что ты умерла, Сири. Но никому от этого не легче.
64 
