очень нудно 
103 
— Продолжайте ваш рассказ.
И Лоренца продолжила свою исповедь. Она вспоминала обо всех прегрешениях, которые совершила за свои семнадцать лет, даже когда была ребенком. Она старалась ничего не забыть и не утаить и признавалась даже в грешных мыслях. Рассказала она и о ненависти к своей тете, донне Гонории, и еще к королеве, которые сделали все, чтобы погубить ее.
— Простите их и раскайтесь, дочь моя.
— Трудно это сделать, когда тебе причинили столько зла.
— Я знаю, но тем дороже будет ваше прощение для Господа, а вашей душе оно принесет мир и покой.
— Неужели вы в это верите?
— Конечно, верю! С помощью Господа нашего Иисуса Христа и его кроткой Матери все возможно. Помолимся с вами вместе.
Монах произнес первые слова молитвы, которую Лоренца тоже знала наизусть, но это была очень длинная молитва, и, когда к ним вошел тюремщик, они все еще обращали свои слова к Господу. Глядя в глаза, полные тоски, какие подняла на брата Варраву Лоренца, он дал ей отпущение грехов in articulo mortis, потом гостию, которую принес в дарохранительнице под плащом, потом благословил ее.
— Идите с миром, дочь моя. Я буду с вами рядом до вашей последней минуты.
Внезапно Лоренцу охватила дрожь, но она все-таки привела в порядок свое платье, расчесала густые волосы и заплела их в косу, потом накинула плащ и, почувствовав, что немного успокоилась, подошла к страже, которая ждала ее возле лестницы. Они спустились в галерею и увидела там тележку, запряженную лошадью. Ей связали руки и помогли сесть. Потом дождались брата Варраву, и тележка загрохотала по булыжным камням мостовой.
Дорога от Шатле до Гревской площади была недолгой, но за это время, несмотря на хмурое небо и сгустившиеся тучи, на площади уже собралось немало народа, и любопытные продолжали стекаться со всех сторон. Лоренцу судили обычным городским судом, как любую горожанку, но собравшиеся знали, кто она такая, и ее сопровождал шумок, выражающий удовлетворение. Это усугубляло ее подавленность. Лоренца не сводила глаз с неба, хотя и оно готово было расплакаться дождем, и ни одной птички не сновало под низкими тучами. Она утешала себя тем, что очень скоро мучениям ее наступит конец и она наконец-то станет свободной, чего она так желала, уезжая во Францию вместе с Филиппо Джованетти. Однако как трудно было поверить, что яростными криками и пожеланиями смерти встречает ее тот же самый народ, который вначале был так приветлив и благожелателен по отношению к ней. Может быть, здесь, на площади, вместе со всеми кричит и та самая торговка, что кинула ей румяное яблоко, которое она с таким удовольствием съела?
Тележка со смертницей медленно катилась сквозь толпу вслед за лучниками, которые освобождали ей дорогу. Однако по мере продвижения тележки что-то менялось. Когда она повернула на улицу Бушри, в церкви Святого Иакова загудел погребальный звон. Унылые звуки словно бы призывали всех успокоиться, и толпа действительно мало-помалу смолкла. Послышался голос:
— Она ведь совсем молоденькая, красивая и вдобавок богатая! Вот за что ее убивают!
— Окажи уважение смерти, — окоротил его другой.
Воцарилась тишина, в которой особенно громко слышались скрип колес и набат колокола, будто билось в горе огромное сердце. Тележка еще не въехала на Гревскую площадь, а Лоренца уже увидела эшафот, воздвигнутый между площадью и городской ратушей. Обтянутый черной тканью куб возвышался над морем чепчиков и шапок. Человек в красной одежде и красной маске стоял на нем, оперевшись двумя руками о меч с широким клинком. Неподалеку от эшафота на выстроенной возле ратуши трибуне сидел прево с судьями и эшевенами [11]. По-прежнему мерно бил колокол. Он замолкнет, как только ее голова скатится в корзину.
Лошадь остановила тележку возле ступеней. Монах помог осужденной сойти, но, несмотря на связанные руки, Лоренца сама, без его помощи стала подниматься по крутой лестнице. А монах с небольшим распятием в руках следовал за ней. В глазах у него блестели слезы, и он, не переставая, молился.
Взойдя на эшафот, прямая, с гордо поднятой головой, Лоренца твердым шагом подошла к палачу, он преклонил перед ней колено, чтобы получить от нее прощение.
— Мне не за что вас прощать, — сказала Лоренца. — Но я хотела бы попросить вас развязать мне руки, чтобы я могла соединить их в молитве.
Палач, в прорези маски которого видны были только глаза, в знак согласия опустил веки, потом взял с пояса нож и перерезал веревку. Лоренца задала еще один вопрос:
103 
