очень нудно 
53 
— Легко к людям привыкает, — сказала продавщица.
Я поблагодарил, отпустил кошку обратно в ящик и купил пачку совершенно ненужного кошачьего корма. Продавщица аккуратно его завернула. Когда я выходил из магазина с кошачьим кормом в руках, обе кошки пялились на меня, как на осколок мечты.
В конторе секретарша стряхнула с моего свитера кошачью шерсть.
— С кошками играл, — объяснил я без смущения.
— И на боку дыра.
— Знаю. Это с прошлого года. На машину инкассатора напал и за зеркало зацепился.
— Снимай, — распорядилась она без малейшего интереса к сказанному.
Я стянул свитер, и она принялась штопать его черной ниткой, присев на краешке стула и скрестив длинные ноги. Пока она штопала, я вернулся за стол, заточил карандаши на вторую половину дня — и взялся за работу. Что бы там кто ни говорил, а я никогда не ною по поводу работы. В отведенное время выполняю ее отведенный объем. Пусть и не более того — но по возможности добросовестно. Такие качества наверняка оценили бы в Освенциме. Собственно, в том проблема и заключается: все места, которые могли бы мне подойти, остались в прошлом. И ничего не поделать. Не вернуть ни Освенцима, ни двухместных торпедоносцев. Никто не носит мини-юбок, никто не слушает Джана и Дина. И совсем уж не вспомнить, когда я последний раз видел девушку с чулками на подвязках.
Часы показали три. Секретарша, как всегда, принесла горячий зеленый чай и три пирожных. Свитер тоже был зашит на славу.
— Можно с тобой кое-что обсудить?
— Давай обсудим. — Я отъел кусок пирожного.
— Насчет ноября, — сказала она. — Может, нам на Хоккайдо съездить?
В ноябре мы всегда брали всей фирмой отпуск и ехали куда-нибудь втроем.
— Почему бы нет? — сказал я.
— Значит, решили. А медведей там не будет?
— Медведей? Да ну, они уже в спячку залягут.
Она успокоенно кивнула.
— Ты со мной не поужинаешь сегодня? Тут недалеко хорошими креветками кормят.
— Давай, — сказал я.
Ресторан находился в пяти минутах на такси, посреди тихой жилой улицы. Мы сели за столик, и одетый в черное официант, беззвучно подойдя по кокосовой плетенке, положил перед нами два меню величиной с плавательную доску. Мы заказали два пива до еды.
— Креветки здесь очень вкусные. Их живыми варят.
Я застонал, отхлебывая из кружки.
Некоторое время она вертела тонкими пальцами висевший на шее кулон в форме звезды.
— Если ты сказать чего хочешь, то давай лучше сейчас, пока не принесли, — предложил я. И сразу подумал: лучше бы я этого не говорил. Всегда у меня так.
Она еле заметно улыбнулась. Убирать с лица эту улыбку в четверть сантиметра было делом хлопотным — поэтому улыбка некоторое время оставалась у нее на губах. Ресторан был совершенно пуст — казалось, сейчас мы услышим, как креветки шевелят усами.
— Тебе твоя работа нравится? — спросила она.
— Даже не знаю... Я такими вопросами не задавался... Во всяком случае, неудовлетворенности нет.
— Вот и у меня нет, — сказала она и отпила пива. — Зарплата высокая, ребята вы хорошие, отпуск получаю исправно...
Я молчал. Уж больно давно серьезно никого не выслушивал.
— Но мне ведь только двадцать лет, — продолжала она. — Я не хочу до самого конца вот так...
Разговор прервался, пока нам накрывали на стол.
— Ты еще совсем молодая, — сказал я. — Скоро влюбишься, выйдешь замуж... Жизнь переменится.
— Не переменится, — тихо сказала она, ловко чистя креветку ножом и вилкой. — Никому я не нужна. Так до смерти и буду тараканов ловить, да свитера штопать.
Я вздохнул. Мне вдруг показалось, что я на несколько лет постарел.
— Да брось ты... Вон симпатичная какая! И ноги длинные, и лицо ничего... И креветок чистишь здорово. Все у тебя нормально будет.
Она замолчала, принялась есть креветку. Я последовал ее примеру. Мне вдруг вспомнился распределительный щит на дне водохранилища.
— А когда тебе было двадцать лет, что ты делал?
— Был по уши влюблен.
Шестьдесят девятый. Наш год...
— И что с ней потом стало?
— Расстались.
— Тебе с ней было хорошо?
— Если глядеть издалека, — сказал я, глотая кусок креветки, — что угодно кажется красивым.
53 
