очень нудно 
120 
Конечно же, он спрятал в самой глубине своего сердца услышанные слова, свою глубокую грусть, но Версаль был открыт, всем ветрам, и этим же вечером новость ходила по всему Парижу, проникла во все салоны и вышла на площади. Раздался крик в сутолоке кафе, оскорбление, навсегда отныне прилепившееся к королеве, до самой ее смерти.
– Долой Австриячку!
На этот раз шпага Турнемина осталась в ножнах. Как можно наказывать весь народ, особенно когда этот народ прав! Его инстинкт сына древней бретонской земли говорил ему, что разразится гроза. Добрый, но слишком робкий Людовик XVI будет нуждаться в крепкой поддержке верных и преданных людей в борьбе за защиту своего трона. Он хорошо знал доброту и щедрость, набожность, честность и образованность короля, и поэтому Жиль и Ульрих-Август оба горели желанием защитить его при необходимости даже от его супруги, способной злоупотреблять его любовью и служившей интересам Австрийского двора.
– Может быть, у нас какой-то вкус к проигранным делам, – говорил Жиль. – Я не хочу играть в провидцев, но боюсь, что безумства королевы приведут короля к пропасти. Она отлично знает, до какой степени его враги. Провансальский и Орлеанский дворы, готовы использовать его малейшие промахи, они преувеличивают их и делают из них грозное оружие. А она все больше накапливает и усугубляет их. Она же очень умна…
– Отнюдь нет! – возразил Винклерид. – Она остроумна, у нее есть свои прелести, блеск, но она вовсе не разумна, иначе она не пребывала бы постоянно в Версале, в то время, как зима опустошает деревни, кругом нищета. Ведь это единственная королева Франции, которая никогда не выезжала из Версаля и из Парижа.
Действительно, с первых дней декабря зима обрушилась на Париж словно какое-то проклятие. Она обещала быть еще более суровой и смертоносной, чем предшествующая. Все было окутано плотным слоем снега, дули ледяные ветры.
Старики и больные умирали в своих промерзших убогих лачугах, застывали птицы на скованной льдом земле. Волки появлялись даже в роще Марли. Король постоянно делал щедрые подношения. Он охотился на волков и даже сам убил двух, к великому недоумению придворных. Откуда у этого близорукого человека, не различающего лица в десяти шагах, такая меткость?
– Это настоящий охотник, – говорил Жиль, – он чувствует дичь, и ему почти не надо ее видеть.
Он встал, держа письмо на розовой бумаге в руках, подошел к окну, чтобы перечитать его, словно дневной свет мог открыть ему какой-то еще скрытый смысл.
– Что же ты намереваешься сделать? – спросил его Ульрих-Август, чистя трубку.
– Пойду туда. Я не знаю, кто мне посылает это письмо, но если есть хоть маленькая возможность найти Жюдит, я ни за что в мире не упущу этой возможности.
– А если это ловушка?
– Ловушка? Но почему? Если королева изгнала де Ла Мотт, нет никаких причин предполагать, что она ей сообщила, что причиной тому был я.
Вот уже месяцы и месяцы я кусаю локти в ожидании знака, слова, призыва. Я готов спуститься в самый ад, чтобы найти там хоть малейший след.
Что меня особенно занимает, так это ссылка на Лекульте. Это же не друг, это просто знакомый.
Это старые связи. Ведь со времени письма герцогини и визита, который я им нанес, мы больше не виделись.
В самом деле Каэтана восприняла выжидательную отсрочку Бегмера как оскорбление. Ее посланник получил от нее очень любезное письмо, безапелляционно предписывающее ему немедленно прервать всякие соглашения с ювелирами.
«Я восхищаюсь королевой Марией-Антуанеттой, – писала она, – но у меня нет никаких причин и намерений смиренно ожидать, пройдет или не пройдет ее каприз. Мой дорогой шевалье, вы сделали от моего имени более чем щедрое предложение. Парижские ювелиры не сумели отдать ему незамедлительное предпочтение. Я их оставляю с их колье, впрочем, без больших сожалений, поскольку полагаю, что колье не будет украшением некоторых голов, на которых имеющаяся уже корона плохо выглядит…»
Похоже было, что ювелиры с улицы Вандом потеряли сразу обоих испанских клиентов. Шевалье д'Окариз отправился в Мадрид, чтобы там выслушать неудовольствия своего хозяина, поскольку Мария-Луиза не посчитала необходимым посоветоваться с королем, прежде чем послать испанского консула добывать бриллианты Бегмера. А Карл III находил, и не без оснований, что будущая королева Испании уже имеет достаточно бриллиантов и что королевская казна не может выдержать подобного экстравагантного поступка.
120 
