очень нудно 
30 
Кирюша, ойкая, вылетел из пегасни. На снежных просторах Кузепычу было за ним не угнаться. Отдуваясь, он вернулся и толкнул ворота:
– Бывают же такие уродцы, сморкливый пень! Ничего… не уйдет!.. В столовке отловлю!
– Кузепыч! Учеников бить нельзя! Они от этого ломаются, – на правах старшего шныра напомнил Афанасий.
Кузепыч пошевелил короткими пальцами.
– Ишь ты! Учеников нельзя, а учащихся можно?
– Учащихся иногда можно. В отдельных случаях! – подумав, согласился Афанасий и красноречиво посмотрел на ворота пегасни, за которыми скрылся Кирилл. – Кажется, этот больше похож на учащегося!
Вовчик и Окса, чтобы веселее было выгребать из денников навоз, устроили друг другу проветривание запылившихся отношений.
– Я сегодня тако-ого парня видела в Копытове! Высокий, белокурый, кубики пресса – конфетка! – заявила Окса.
– Кубики пресса? Он чего, голый по морозу ходил? С какого бодуна? – лениво поинтересовался Вовчик.
Окса спохватилась, что провралась, но оступать было поздно.
– Может, и не по морозу! – таинственно сказала она.
Вовчик позеленел. Лезшая ему под ноги контрабандная кошка отлетела на два метра.
– А я какую девчонку вчера видел в городе! Ноги от зубов!
– Что, прям от зубов? Даже и туловища не было? – мгновенно завелась Окса.
Хоть она и знала, что Вовчик вчера весь день просидел в ШНыре, помогая Кузепычу чинить в подвале котел, все равно лопата начала приплясывать в опасной близости от его головы. Цепляя коленями бряцавшее ведро, к ссорящейся парочке подошел Даня и, дернув себя за мочку уха, сказал:
– Взаимное встречное почтение, господа! Смотришь на вас и согреваешься! Градация деградации в контексте псевдоэволюции!
Окса с Вовчиком напряглись. Они не любили мудреных слов.
– Это еще откуда? – подозрительно спросила Окса.
Даня тревожно посмотрел на лопату.
– Из одного классического произведения, – сказал он.
Окса смягчилась. Классику она уважала.
– Пушкина, что ли? – спросила она.
– Да. – Даня щедро уступил Пушкину авторство. В конце концов, какие счеты могут быть между гениями?
В пегасню вошел Ул, вернувшийся из нырка. Шныровская куртка обледенела. Рукава не гнулись в локтях. Он уже во второй раз нырял за закладкой для сумасшедшей девушки из Звенигорода, которую держали привязанной, потому что она глотала половинки опасной бритвы.
– Ну как? – крикнула ему Яра.
Ул качнул пустой сумкой.
– Ненавижу синяки! С первого раза редко когда повезет. А тут и со второго – облом!
Ул поставил уставшего Цезаря в денник (на Азе он пока не нырял) и, поручив его заботам новичков, вышел. Навстречу ему, ведя Аскольда, шел Родион, вернувшийся из нырка немногим позже Ула. Он был измотан и шатался от усталости.
– Привет, старикан! Не сутулься! – сказал ему Ул и ткнул его кулаком в бок.
Ткнул совсем несильно, но Родион вскинул голову, оскалился, как волк, и неожиданно боднул Ула лбом в лицо. Ул упал. Он сидел на полу и трогал челюсть. Потом поднялся, вытирая кровь. Родион нависал над ним, сжимая кулаки, однако ясно было, что во второй раз он не ударит.
Аскольд, чей повод Родион выпустил, с перепугу взвился на дыбы. Бил передними копытами и хлопал крыльями. Ул поймал его, завел в денник и запер. Качнул засов, проверяя, надежно ли он зашел. Потом махнул Сашке, показывая, что об Аскольде надо позаботиться.
Родион напряженно ждал, понимая, что их общение с Улом еще не окончено.
– Идем! – сказал Ул будничным голосом и быстро пошел к выходу из пегасни. Родион догонял его, пытаясь забежать вперед. Вид у него был растерянный и ищущий. О своей вспышке он уже жалел, да как видно, и не понимал, что на него нашло.
Макар видел стычку во всех подробностях. Денник Грозы, у которой он пропадал с утра, соседствовал с денником Аскольда. Хотя выбравшему Макара жеребенку было всего семь-восемь месяцев, светло-серая «в гречке» кобылка казалась очень многообещающей. Разумеется, если ее не перевесят собственные фокусы. «Ты воспитывай лошадь, а не ее капризы! А то намучишься потом!» – предупреждала Кавалерия, однако Макар слишком любил свою Грозу и только радовался, когда она отжевывала ему пуговицы или упрямо поворачивалась задом, увидев в его руках уздечку. Макар не выдержал мук любопытства и, едва за Улом и Родионом закрылись ворота, кинулся к двери в центре пегасни. Дверь была низкой, чтобы не выпускать тепло. Не дверь, а лазейка. Пегов сквозь нее проводить запрещалось: они могли повредить крылья.
30 
