Лёгкий, ненавязчивый романчик 
38 
— Эй, Симона Амель! К вам приехали.
Не дожидаясь ответа, он вскарабкался на свою тележку, развернул лошадь и растворился в сырой ночи. Некоторое время не было ничего слышно, кроме шума моря, хотя после того, как дядюшка Кло позвал хозяйку, в доме раздался какой-то звук, но потом все стихло. Внутри горел свет, значит, кто-то был дома.
Подождав немного, Матильда постучала сама.
— Откройте, пожалуйста! Это я, Матильда, сестра Огюста…
На сей раз послышался угрюмый голос:
— Кто это?
— Матильда Тремэн, урожденная Амель… Я ваша золовка, Симона, и вернулась из Новой Франции…
На сей раз послышался возглас, однако в нем не было ничего радостного. И опять тишина, от которой терпение путешественницы лопнуло.
— Ну откройте же, наконец! Почему вы не открываете?
Звякнула щеколда. Красный отблеск света изнутри упал на прибывших. Перед ними стояла женщина небольшого роста со светлыми волосами, насколько можно было разглядеть из-под широкого чепца. Возле нее стояли дети, мальчик и девочка, похожие на близнецов: одинакового роста, с одинаковыми золотистыми волосами и глазами цвета голубого фарфора. Они крепко держались за руки.
Женщина могла бы показаться весьма красивой, если бы выражение ее лица было мягче, но в таких же голубых, как у детей, глазах, устремленных на путешественников, странным образом отсутствовало тепло.
— Кто, вы сказали, такая?
— Сестра Огюста. Матильда Тремэн. Это мой сын Гийом.
Через приоткрытую дверь Симона Амель спросила:
— А зачем вы сюда приехали? Новая Франция далеко…
— Но не настолько, чтобы вы не знали о том, что там произошло! Страной завладели англичане, а я, к несчастью, потеряла мужа. И вот я вернулась к брату в надежде, что он нам поможет…
— Смотрите: мы все в трауре! Он покинул нас два месяца назад…
— Я знаю. Селестен Кло, который привез нас из Валони, сказал нам. Мне очень тяжело из-за всего, что произошло, но разве поэтому нас нужно держать на пороге дома, принадлежавшего моему отцу?
— Теперь он мой и моих детей. Что касается вас, то никак не пойму, с какой стати вы вернулись. Разве вы мало причинили зла?
— Я? Зла?.. Но кому?
— Не прикидывайтесь! Вы прекрасно знаете, почему отец отдал вас замуж за того приятеля и отправил к дикарям. Хотя это и не принесло ему удачи, несчастному!
— Да о чем же вы говорите? — воскликнула ошеломленная Матильда, начинавшая терять терпение. — Мы будто говорим на разных языках.
— Может, и так, но я не желаю вас видеть у себя в доме. Я потеряла моего Огюста. Не по вашей вине, согласна, но если люди узнают, что вы находитесь у меня, нам, пожалуй, не легко будет остаться в живых, ни мне, ни моим детям! Так что убирайтесь отсюда!
Матильда понимала все меньше и меньше. По всей видимости, гнев женщины происходил от глубокого, чуть ли не животного страха, который неизвестно отчего передавался путешественнице и делал ее беззащитной. Если она была в деревне столь нежеланным гостем, то почему же Селестен Кло ничего ей не сказал?
— Вы хотите, чтобы мы ушли? — наконец выговорила она с трудом. — Но куда же мы пойдем в такую погоду?
— Это меня не касается. Есть гостиница, прошу вас, уходите!
— У нас, — вставил Гийом, — никогда не отказываются впустить путешественников!..
— У тебя, сорванец, как я погляжу, хорошо язык подвешен! — сказала Симона. — Даже слишком хорошо для твоего возраста. Как бы там ни было, я делаю то, что мне нравится, и не хочу, чтобы вы здесь оставались!
Прежде чем те, кого она прогоняла, успели произнести хоть слово, госпожа Амель уже закрыла дверь. Щелкнул замок, потом повернули ключ, и до них долетел детский голос:
— Это злые люди, мама?
На что мать уверенно отвечала:
— Да, люди, которых лучше не принимать, и я надеюсь, что они уйдут. Но все равно я запрещаю вам рассказывать кому бы то ни было о том, что они приходили! Вы меня поняли?
Бешенство овладело Гийомом. Со всей силы он набросился на дверь и стал колотить по ней кулаками.
— Это вы — злые люди! — крикнул он. — И когда-нибудь об этом пожалеете!
Потом он повернулся к матери — ноги ее подкосились, и она упала на старую каменную тумбу, прислоненную к стене.
— Пойдемте, мама! Здесь нельзя оставаться — слишком холодно!
— Куда же мы пойдем?
— В гостиницу, конечно. Дождь перестал, но дует ветер.
— У нас мало денег, ты знаешь?
— На одну ночь наверняка хватит, а завтра посмотрим. Он был прав, и Матильда это знала. Однако она была не в силах покинуть дом, воспоминание о котором поддерживало ее после смерти мужа. Приехать из такой дали, чтобы тебя выбросили на улицу словно нищенку! Хуже всего было то, что она ничего не могла понять, ведь, сколько она себя помнила, Матильда никогда никому не причинила ни малейшего зла. И вот какая-то Симона обошлась с ней, как с чумной или прокаженной!
38 
