очень нудно 
93 
— Его пленницам? — выдохнула Роза, округлив глаза. Заметно довольный тем, что поразил девушку, Варанвиль одарил ее язвительной и вместе с тем приятной улыбкой.
— Ну да, его пленницы! В течение нескольких лет Тремэн командовал кораблем, который он велел построить и вооружить десятком пушек, чтобы промышлять в Бенгальском и Сиамском заливах и даже в Китайском море. Случалось, что он покупал рабов либо освобождал их, когда попадал на корабль, взятый на абордаж…
— Рабы? Такой замечательный человек мог быть… работорговцем?
— В некотором роде! Он охотно перепродавал мужчин. Ну а с женщинами, особенно с молодыми и красивыми, он обходился… хорошо, из-за чего их нередко скапливалось довольно много.
— Невероятно!.. Но до чего увлекательно!
Ее голос дрожал, а круглое юное лицо светилось таким восхищением, что Феликс пожалел, что набросал слишком яркую картину для ее столь буйного воображения. С блуждающей на губах улыбкой и широко раскрытыми глазами Роза грезила наяву, пока он провожал ее к дому. Она больше ни о чем не говорила; она была далеко отсюда, наверное, где-нибудь в Китайском море, и видела, как Гийом с развевающимися по ветру огненными волосами, с саблей наголо берет на абордаж пеструю джонку, до краев набитую красивыми девушками. Недовольный Феликс внезапно почувствовал себя обманутым: в конце концов и с ним случались необыкновенные приключения!.. Он положил властную руку на локоть девушки, приглашая ее спуститься на землю и посмотреть ему в лицо, и заявил:
— Если похищение вас так увлекает, мадемуазель де Монтандр и вы хотите попробовать, что это такое, я к вашим услугам.
Подгоняемый бешенством, которое передалось его коню, прекрасно понимавшему своего хозяина, Тремэн спешил преодолеть два лье, отделявших Варанвиль от Нервиля. Деревушки, лесосеки, разбитые дороги, перекрестки и глубокие строевые леса вихрем проносились по бокам двуглавого кентавра, ни на секунду не отвлекая его устремленный вперед взгляд. Гийом плохо представлял себе, как поступит и что скажет; но одно было ясно: девушка издевалась над ним, выставляла на посмешище после того, как громогласно, перед всеми, объявила о своей любви, существовавшей разве что в ее больном воображении. Из-за нее он мог умереть от пули этого разбойника, ее отца. Как нелепо выглядит он теперь, когда спас ее от брака, который у любой женщины, здоровой телом и душой, мог вызвать лишь отвращение. Мало того! Самопожертвование Альбена Периго позволяло ей ускользнуть от отвратительного предприимчивого старика, и никто бы не счел это неприличным. История с официальной помолвкой была, с точки зрения моральных принципов Тремэна, просто выдумкой. Кольцо следовало вернуть на следующий же день после смерти Нервиля, невзирая на любые протесты со стороны «жениха»… если он вообще был в состоянии противиться, и пусть время сделает свое дело, пока омерзительная история и вовсе не забудется. Но это оказалось бы слишком просто, вернее, слишком естественно! Их самая серьезная ошибка — и Розы, и Феликса, и четы Меснильдо, и его самого — заключалась вот в чем: они вообразили, что дочь дьявола могла отличаться от своего отца!
От неистовой гонки гнев Гийома не проходил, а лишь сильнее разгорался. Но когда он достиг ведущей к замку дубовой аллеи из старых деревьев, ставших корявыми от постоянных ветров, ливень стеной обрушился на свод молодой листвы, а через нее — на непокрытую голову Гийома, так как его шляпа осталась висеть где-то в лесу Рабе, но его это нисколько не расстроило. Напротив, он осадил Али и наслаждался освежавшим его разгоряченный лоб дождем, который он ловил открытым ртом. Хладнокровие вернулось к нему, когда он выехал к тому самому замку, куда поклялся никогда не входить. Но увиденное поразило его: от благородного строения, хранившего отпечаток многих поколений со времен средневековья и до великого века (Эпоха Людовика XIV. — Прим, перев.), веяло нищетой.
Несмотря на то, что замок был сложен из стойкого серого гранита, лицо его, словно морщины, избороздили трещины, слепые окна заколотили досками, заменившими разбитые стекла, с двух квадратных флигелей, заметно выступавших из основного здания, обсыпалась тонкая итальянская резьба, и в один из них через зияющую рваную дыру хлестала вода. А на главную башню, возвышавшуюся над ансамблем, и вовсе можно было смотреть лишь с одного боку, где еще сохранились зубцы, так как остальные уже давно обрушились.
93 
