84 
— Да, проблема лишь в том, — сказал Марк, легким щелчком стряхивая пепел, — что теперь Шерри мертва. Никто не поверит, что ее похитили не мы. Черт подери! — Марк пнул стену остроносым сияющим черным ботинком. — Все, я больше не хочу иметь с ней никакого дела. Она мертва. Ненавижу мертвецов; Давайте завернем ее в брезент, привяжем пару камней и бросим в море где-нибудь на глубине, а потом уберемся отсюда, получим денежки и…
Дверь открылась. Из нее вышел Хэмпхилл, совершенно бледный.
— Вилли, иди присмотри за ней, пока я поговорю с ребятами, — сказал он медленно, не задумываясь над словами.
Вилли просиял от гордости и неловко вошел в комнату. А мы трое двинулись в другую.
— Шеф, когда мы наконец получим бабки и уберемся отсюда? — Скривив губы, Марк закрыл дверь и прислонился к ней.
— Деньги? — Шеф произнес это слово с таким выражением, словно нашел на пляже какую-то странную штуковину и пытается понять, что же это такое. — Деньги? — Он непонимающе уставился на Марка. — Мне не нужны никакие деньги. Я участвовал в этом деле не из-за денег.
Марк переместил вес своего худого тела на одну ногу.
— Но вы говорили…
— Я говорил. Я говорил. — Хэмпхилл напряженно вспоминал, приложив пальцы к вискам, словно хотел стимулировать мыслительный процесс. — Я хотел заставить тебя подыграть мне, Марк, и сказал про деньги, не так ли? Но я соврал, Марк, наврал всем вам. Да. Наврал.
Все, что мне было нужно, — Шерри. Не деньги. А только она. Я собирался заплатить тебе из своего собственного кармана. Не так ли, Хэнк? — Он как-то странно взглянул в мою сторону. — Правда, Хэнк?
— Правда, — подтвердил я.
— Так все это, — щеки Марка залились злым румянцем, — вся эта чертова операция была задумана ради воркования двух голубков!
— Никаких денег! — закричал Хэмпхилл, выпрямляясь. — Никаких денег! Я просто хотел нагнуть рождественскую елку, чтобы насадить на верхушку звезду. А ты… ты всегда говорил, что мне не стоит любить Шерри, говорил, что ничего не получится. Но я все спланировал. Неделя здесь. А затем, когда она получше узнает меня, когда мы запрячем Финли так, что он больше не потревожит мою девочку, — поездка в Мехико. А ты, Марк, чихал своим грязным носом на всю мою любовь, черт тебя подери!
— Шеф, — усмехнулся Марк, — вам следовало бы заранее объяснить мне, что вы не собираетесь брать деньги за похищенную девчонку. Да, уверяю, врать мне совершенно бесполезно. Вот так вот, шеф, ни к чему было это вранье.
— Полегче, — пробормотал я.
— О, конечно, прошу прощения, — сказал Марк, прищурив маленькие зеленые глазки. — Извините. И, кстати, долго мы собираемся здесь сидеть? Пардон, я конечно, излишне любопытен.
— Я обещал Шерри недельный отдых. Ровно столько мы здесь и пробудем.
Неделя. От удивления мои брови поползли вверх, но я промолчал.
— Целая неделя! И мы даже не попытаемся достать деньги и будем сидеть и ждать, пока нас не отыщут полицейские? Прекрасно, шеф, я, конечно, останусь здесь с вами, разумеется, шеф, я с вами. — Марк развернулся, с силой нажал на дверную ручку и, выйдя, хлопнул дверью.
Правой рукой я уперся в грудь Хэмпхилла, чтобы остановить его.
— Нет, шеф, — прошептал я. — Он же не живет. Он и не жил никогда. Зачем тратить силы и убивать его? Он мертв, говорю вам. Он родился мертвым.
Шеф хотел возразить, но в этот момент мы услышали голос из-за двери на другом конце холла. Мы вышли из комнаты, пересекли холл, медленно открыли дверь и осторожно заглянули внутрь.
Вилли сидел на краю тахты, словно большая серая каменная статуя. Его круглое лицо, наполовину застывшее, а наполовину — оживленное, напоминало камень, по которому скользили тени.
— Вы просто отдохнете, мисс Бурн, — терпеливо объяснял Вилли, обращаясь к Шерри. — Вы, по-моему, устали. Отдохните немного. Мистер Хэмпхилл часто думает о вас. Так он мне сказал. Он планировал всю эту операцию несколько недель, с того самого вечера, как встретил вас во Фриско. Он даже не спал, все думал о вас…
Прошло два дня. Я не помню, сколько чаек прокричало и пролетело над нами. Марк считал их, глядя в небо зелеными глазами. И каждой чайке бросал сигаретный окурок, жадно выкуренный до самого основания. А когда клубы дыма вокруг Марка рассеивались, он начинал считать волны или ракушки.
Я играл в блэк-джек. Медленно раскладывал карты на столе, собирал, снова раскладывал, затем тасовал, снимал колоду и снова метал на стол. Время от времени я посвистывал. Когда проводишь много времени на одном месте, ожидание перестает иметь какое-либо значение. А когда играешь в карты так долго, как это делал я, все вокруг перестает иметь значение. Умереть — так же хорошо, как и жить; ждать — ничуть не хуже, чем торопиться.
84 
