очень нудно 
35 
Для двух других людей.
Для Сольвейг тоже.
Мысль об этом вызвала у Эскиля чувство самоуважения. И чувство страха. Человек должен отвечать за сказанные им второпях слова. Хейке часто говорил ему об этом. О том, что нужно хорошо продумать все, прежде чем сказать вслух. Эскиль не склонен был делать это. Он считал, что куда лучше вести себя естественно. Говорить то, что подобает случаю.
Теперь же он понял, что отец был прав. Слово — страшное оружие, со словами нужно быть осторожным.
Рано или поздно все люди начинают это понимать. И Эскилю было стыдно, что только в двадцать один год он осознал это.
Они с Йолином вели беседу о лодках, когда вошла Сольвейг. Глаза ее хитро поблескивали.
— К тебе пришли, Эскиль, — сказала она. Он встал.
— Я скоро вернусь, Йолин, — сказал он лежащему в постели изможденному ребенку. У Йолина был хороший день, вот только головная боль, хотя и не такая сильная, как бывало. Его затуманенные болью глаза смотрели на друга, и Эскиль понимал, что во время разговора мальчик почти забывает о головной боли. Это можно было заметить по его манере говорить. Он медленно подбирал слова, боялся делать резкие движения головой и даже подчас боялся шевелить губами.
Подобно миллионам других людей, Эскиль думал: где же та сила, которая может защитить нас об этого? Предотвратить страдания невинных людей. Что значат в сравнении с этим те несколько часов, которые Христос провел на кресте? Год за годом! В одиночестве, униженности, непонимании…
И все же большинство страдальцев продолжали верить в милосердного Бога, без ведома которого ничто не происходит на земле!
Эскиль понимал, что ход его мыслей типичен для Людей Льда. Сам он ничего не имел против христианства, если отвлечься от всей этой церковной мишуры и истерии и спуститься на землю. Если смотреть в самый корень, воспринимать его как евангелие любви — и не более того.
Но то, что происходило на его глазах, настраивало его на сомнения.
Пожав бледную, тоненькую ручку, он вышел к девушкам.
7
Стоя в дверях кухни, они восторженно захихикали, увидев Эскиля. Он подошел к ним, поздоровался за руку, поблагодарил за цветы.
— Теперь ты здоров? — спросила Ингер-Лизе, с любопытством глядя на него. Она смотрела на него так, будто он побывал на луне и выглядел не так, как остальные.
— Да. Теперь я здоров. Благодаря Сольвейг.
На хорошеньком личике Ингер-Лизе появилось брюзгливое выражение. Мари ничего не сказала, она только смотрела на него во все глаза. В кухне Сольвейг она осмотрела все до мелочей суровым взглядом хозяйки, но придраться ни к чему не могла. Что же касается Эскиля, то он сомневался, что дома у Мари так же красиво и уютно, как здесь.
Господи, как нравилось ему проводить время в этой кухне! Если бы только не этот вечно подозрительный Терье…
— Тебе можно выходить из дома? — спросила Ингер-Лизе.
Эскиль засмеялся.
— Мне же не пять лет! Но, я думаю, сегодня мне лучше остаться дома.
— Может быть, вы присядете? — торопливо сказала Сольвейг, — и поговорите с больным?
Девушки тут же подались назад, но остановились в нерешительности. Сидеть в этом доме? Они не знали, как быть. Наконец Мари вызывающе посмотрела на Ингер-Лизе, и та сказала:
— Да, спасибо.
С этими словами она села на скамью, и Мари тут же последовала ее примеру.
Эскиль с трудом подбирал слова, мысли его путались. Как всегда, когда он видел Ингер-Лизе, его охватывало примитивное желание обладать ею, сжать ее в объятиях, потому что он изголодался по девушкам. Но, разумеется, вслух об этом не скажешь, поэтому он старался выбирать нейтральную тему для разговора. Со стороны же казалось, что он просто потерял дар речи. А девушки так много от него ждали!
Сольвейг пришла им на помощь.
— Много у вас появилось ягнят, Мари? — спросила она.
И за этим последовал долгий разговор о том, сколько у кого в деревне ягнят. Эскиль понимал, что Сольвейг хочется с кем-то поговорить. Она тоже изголодалась — по общению с соседями. Голос у нее был живым и радостным, красивые глаза блестели.
Он чувствовал себя лишним в этом разговоре. Но это не имело значения, поскольку в голову у него шумело, а в теле была слабость после многодневного лежания в постели. Это была не усталость, а какая-то вялость.
35 
